Оливер сакс летаргический энцефалит

Сонная болезнь (Летаргический энцефалит)

Действительно многие больные погружались в состояние паркинсонической акинезии настолько глубоко, что превращались в живые статуи, сохраняя абсолютную неподвижность в течение часов, дней, недель или даже лет — до самого конца. Неизмеримо большая тяжесть этих энцефалитических и постэнцефалитических состояний показала, чтовсеаспекты бытия и поведения: восприятие, мышление, побуждения и чувства — не в меньшей степени, чем двигательная активность, могут быть приведены в состояние полного паралича активным обездвиживающим паркинсоническим поражением.

Кризы такого рода стали большой редкостью после 1930 года, но я акцентирую свое внимание на них и их характерных чертах, потому что они демонстрируют замечательное сходство с определенными состояниями, которые можно индуцировать приемом леводопы не только у больных, страдающих постэнцефалитическим синдромом, но и у более стабильных пациентов, страдающих обычной болезнью Паркинсона.

Последствия сонной болезни (1927–1967)

Хотя казалось, что многие больные выздоровели от сонной болезни и обрели способность вернуться к обычной нормальной жизни, у большинства из них впоследствии развились те или иные неврологические или психиатрические расстройства — чаще всего паркинсонизм. Почему после нескольких лет или даже десятилетий полного здоровья развивался именно такой постэнцефалитический синдром, остается по сей день загадкой, так и не получившей удовлетворительного объяснения.

Картина постэнцефалитических синдромов отличалось весьма широкой вариабельностью: иногда они протекали стремительно, быстро приводя к инвалидности и смерти, а порой же шли очень медленно. В некоторых случаях они прогрессировали до определенной степени выраженности, а потом на годы и десятилетия застывали в одном положении. Иногда же синдром развивался, а потом самостоятельно проходил и бесследно исчезал. Такая вариабельность клинической картины также остается загадкой без однозначного и простого объяснения.

Таким образом, постэнцефалитическую болезнь ни в коем случае нельзя считать простым заболеванием, ее надо рассматривать как индивидуальное творение величайшей сложности, направляемое не просто первичными болезненными процессами, но целым сонмом личностных черт и социальных условий. Короче, синдром надо рассматривать как невроз или психоз, как столкновение сенсибилизированной личности с ее окружением. Конечно, данные рассуждения очень важны в понимании реакций этих больных на прием леводопы.

Сегодня уже невелико число людей, переживших энцефалит, людей, которые, невзирая на паркинсонизм, тики или другие проблемы, все еще живут активной и независимой жизнью (см., например, историю болезни Сесил М.). Это счастливое меньшинство, которое по тем или иным причинам сумело удержаться на плаву и не пойти на дно болезни, инвалидности, зависимости, деморализации и т. д. — не дало увлечь себя поезду паркинсонических зол. Но для большинства пациентов, перенесших энцефалит — вследствие тяжести заболевания, их слабостей и склонностей или простого невезения, — судьба уготовила куда более темное и безрадостное будущее.

Характер их болезни изменился. Первые дни эпидемии были временем кипения и страшного возбуждения, патологической говорливости, обилия движений и непроизвольных тиков, импульсивных действий и порывистых движений, маний и кризов, любопытства и страстей. К концу двадцатых годов острая фаза болезни осталась позади, энцефалитический синдром остыл и начал кристаллизоваться, как замерзающая вода. В начале двадцатых состояние неподвижности и оцепенения встречалось нечасто, но, начиная с 1930 года, оно стало накатываться на выживших больных огромной, вялой и медленной волной, окутывая их метафорическим (но не физиологическим) эквивалентом сна или смерти.

Неспособные работать и удовлетворять свои потребности, создающие трудности ухаживающим за ними людям, беспомощные, погруженные в собственную беспомощность, стиснутые болезнью настолько, что потеряли возможность реагировать на окружающее или участвовать в нем, часто покинутые друзьями и семьей, не получая лечения, которое могло бы принести им пользу, эти пациенты попадали в специальные больницы для хронических больных, дома ухода и психиатрические лечебницы или специальные колонии. Там о них, как правило, забывали, они становились прокаженными наших дней. Так и умирали — тысячами и сотнями тысяч.

Но несмотря ни на что, многие из них продолжали жить. Их становилось все меньше, они старели и набирали болезни (хотя обычно выглядели моложе своих лет). По сути, их сделали узниками учреждений: они попали в глубочайшую изоляцию, лишились переживаний и в своем полузабытье и полусне грезили о том мире, в котором когда-то, очень давно, жили.

Еще печальнее и одновременно серьезнее то, что изменился характер госпиталя, незаметно и коварно произошло уничтожение былой атмосферы и теплоты ухода. В начале существования госпиталя, а точнее, до 1960 года, госпиталь был открыт и одновременно безопасен. В нем работали самоотверженные медицинские сестры, то же самое можно сказать и об остальном персонале. Большинство госпитальных должностей были почетными и добровольными, что будило в людях их лучшие качества. Например о доброте врачей вообще легенды складывались. И хотя больные постепенно становились старыми и дряхлыми, они по-прежнему могли рассчитывать на экскурсии, пикники и прогулки за городом.

За три года — с 1966 по 1969-й — мы перевели большинство больных с постэнцефалитическим синдромом (многие из них уже много лет были заточены в самых отдаленных закоулках госпиталя) в одно отделение, создав единое, органично устроенное, самоуправляемое сообщество. Мы сделали все, что было в наших силах, чтобы они снова почувствовали себя людьми, а не осужденными преступниками, отбывающими наказание в огромном холодном доме. Кроме того, мы предприняли розыск давно пропавших родных и друзей, надеясь, что дружеские и родственные связи, прерванные скорее временем и леностью, нежели враждебностью и чувством вины, могут быть восстановлены. Сам я тоже изо всех сил постарался установить с моими пациентами именно такие неформальные отношения.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Пришедшая вместе с испанским гриппом новая болезнь убила и превратила в "призраков" миллионы людей в Европе и СССР.

В апреле 1917 года австрийский невролог Константин фон Экономо впервые описал новую болезнь, эпидемия которой вспыхнула во Франции и Австрии, а оттуда прошла по всем европейским странам до России. Болезнь имела очень высокую смертность (30%), а выжившие в большинстве случаев превращались в "живые статуи", не способные заниматься какой-либо осмысленной деятельностью. Недуг словно забирал душу этих людей, оставляя пустые оболочки. Но самое страшное было в том, что она передавалась воздушно-капельным путём, а врачи не только не знали, как её лечить, но и что именно её вызывает. Болезнь, которую в СССР прозвали сонной, погубила миллионы человек и исчезла так же внезапно, как появилась.

Первые случаи нового заболевания были зафиксированы зимой-весной 1916 года в Австро-Венгрии и Франции. Однако из-за особенностей военного времени (закрытые границы, военная цензура, нехватка врачей) все они рассматривались по отдельности. В разных городах новой болезни пытались давать свои названия, из-за чего ситуация только ещё больше запутывалась.

Лишь через год, зимой 1916–1917 года, количество больных выросло настолько, что не замечать этого было уже нельзя. Странная болезнь начиналась как обычный грипп — с повышения температуры, озноба, ломоты в теле и прочих характерных для лихорадки симптомов. Через несколько часов, а иногда и дней на человека нападала непреодолимая сонливость, в том числе и в дневное время. Людей будили, но через несколько минут они опять засыпали в буквальном смысле слова на ходу. В некоторых случаях сон длился неделями и даже месяцами.

Острая фаза болезни длилась около трёх месяцев. В этот период умирала треть больных. Многие выздоровевшие уже не могли вернуться к прежней жизни, превратившись в "людей-призраков". Такое название дали им газеты того времени. "Призраки" формально находились в мире живых, но фактически никакой осмысленной деятельности они не вели. Месяцами и годами они сидели, не произнося ни слова, и на их лицах не отображалось никаких эмоций. Многих из тех, кому повезло поправиться, через несколько месяцев или даже лет также настигали эти симптомы.

Весной 1917 года австрийский невролог Константин фон Экономо, наблюдавший несколько подобных случаев в Вене, дал болезни название "летаргический энцефалит" и подробно описал симптомы. Заболеванию были подвержены все слои общества, независимо от материального положения, образа жизни и возраста. Заболевали и солдаты в окопах, и новорождённые младенцы, и почтенные старцы. Но самым страшным было то, что врачи просто не знали, что делать с этой болезнью и как ей противостоять. Между тем болезнь явно носила эпидемический характер, передаваясь от одного человека к другому.

Приход в Россию

Осенью 1918 года первые случаи болезни были описаны врачами-неврологами в Харькове, Киеве и Одессе. Поначалу её называли сонной болезнью, такое название дал ей впервые описавший её харьковский невролог Александр Гейманович. Транзитом через Украину она добралась до России. В революционной РСФСР, разорённой Гражданской войной и страшными эпидемиями тифа и холеры, болезнь заметили на рубеже 1920–1921 годов. Вполне возможно, что первые заражения произошли ещё раньше, но из-за Гражданской войны они не были выявлены и как следует изучены.

Врачи разводили руками, не зная, что делать с пациентами. Больных свозили в инфекционные отделения больниц, но оказать им помощь врачи не могли. Единственное, что можно было утверждать с уверенностью, это то, что болезнь носила сезонный характер: пик заболеваемости приходился на холодное время года, как и у сезонных вирусов гриппа. Также однозначно было установлено, что болезнь является заразной и передаётся воздушно-капельным путём. Однако механизмы заражения были неясны, поскольку заболевали далеко не все, кто контактировал с больным человеком.

Пик эпидемии пришёлся на 1918–1925 годы, когда она охватила практически все страны. Из-за Первой мировой войны, крушения ряда стран, революций, гражданских войн и разорения медицинской системы во многих государствах однозначно установить число заболевших сонной болезнью невозможно. По самым минимальным оценкам, ею переболело не менее пяти миллионов человек, треть из которых умерла сразу, а большинство выздоровевших уже не могли жить полноценной жизнью. Для сравнения, все вооружённые силы Антанты в совокупности потеряли за четыре года мировой войны примерно 5,6 миллиона человек.

В РСФСР установить точное число пострадавших от эпидемии было ещё труднее. Революция и война нанесли колоссальный ущерб медицине, прервались контакты с европейской медициной, в глубинке некоторые врачи даже не догадывались о существовании новой болезни и ставили больным другие диагнозы. По различным оценкам, жертвами эпидемии летаргического энцефалита в СССР стали от нескольких десятков тысяч до нескольких сотен тысяч человек.

Медицина была бессильна против болезни, но в 1925 году количество новых заражений неожиданно пошло на спад. В 1926 году регистрировалось уже в несколько раз меньше случаев, а в 1927 году болезнь просто исчезла, оставив врачей в недоумении. Что послужило причиной эпидемии и как противостоять ей, так и осталось невыясненным. Хотя с конца 20-х годов в разных странах периодически регистрируются единичные случаи этой болезни, эпидемий больше не возникало.

За сто лет с момента появления загадочной болезни так и не удалось установить её конкретного возбудителя. Долгое время пользовалась популярностью версия о связи энцефалита с испанкой. Болезни появились практически одновременно, и некоторые специалисты считали, что именно вирус гриппа послужил спусковым крючком для её развития, особенно учитывая тот факт, что у значительной доли заболевших в анамнезе была испанка. По их версии, вирус гриппа мог каким-то образом сделать некоторых людей особенно уязвимыми перед возбудителем энцефалита.

Однако при других эпидемиях гриппа, зафиксированных за последние 150 лет, аналогичных эпидемий энцефалита не возникало, за одним исключением. В 1890 году в Италии была зафиксирована похожая вспышка сонной болезни, последовавшая за сезонной эпидемией гриппа. Тогда её не стали выделять в качестве отдельной болезни, посчитав следствием осложнений после перенесённого гриппа.

В конце 90-х годов возникла новая версия о возбудителе болезни. Согласно этой гипотезе, причиной заболевания были бактерии-диплококки, вызывавшие у некоторых людей специфическую реакцию организма. Эта версия стала пользоваться популярностью после того, как британским врачам удалось обнаружить наличие этих бактерий у нескольких людей, переболевших летаргическим энцефалитом.

В 2012 году специалисты провели исследование образцов тканей умерших в годы эпидемии людей. По результатам этого исследования была выдвинута гипотеза, считающаяся в настоящее время наиболее популярной. Возбудителем сонной болезни были энтеровирусы. Наиболее вероятными кандидатами исследователи посчитали полиовирус (этот вирус способен вызывать полиомиелит) или один из вирусов Коксаки (всего их существует несколько десятков).

Стоит отметить, что энтеровирусы являются одними из самых распространённых на всём земном шаре. Объяснить, почему именно в конце первой четверти ХХ века несколько миллионов людей по всему миру неожиданно оказались особенно уязвимы перед ними, так и не удалось. Предпринимались попытки обосновать эту уязвимость резко ухудшившимися по причине войны условиями жизни. Однако в годы Второй мировой, которая принесла ещё большие разрушения, подобных эпидемий не происходило. Также остаётся неясным, как болезнь исчезла. Инфекция передавалась воздушно-капельным путём, но никаких специальных карантинных мер против неё не предпринималось. В один прекрасный день эпидемия просто прекратилась, и болезнь ушла так же неожиданно, как и появилась. За последний век медицина добилась огромных успехов, но разгадать тайну сонной болезни ей пока так и не удалось.

Скачать:
FB2
EPUB
iOS.EPUB
Ещё 7

Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли

Объем: 650 стр. 8 иллюстраций
Жанр:и сторическая литература, с овременная зарубежная литература
Теги:в рачебная проза, м едицинские истории, э кранизацииРедактировать

ПРОЛОГ

В течение тридцати лет – с 1860 по 1890 год, – работая с большим количеством хронических больных в парижской больнице Сальпетриер, Шарко пошел дальше по пути, намеченному Паркинсоном. В дополнение к данному последним детальному описанию болезни Шарко выявил важные взаимоотношения и связи, существовавшие между симптомами болезни Паркинсона и симптомами депрессии, кататонии и истерии. В самом деле эти открытые Шарко особенности позволили ему назвать паркинсонизм неврозом.

С третьей распространенной причиной паркинсонизма человечество столкнулось только в конце двадцатых годов XX века. Паркинсонизм этого типа является следствием непредвиденного (и, как правило, преходящего побочного эффекта лекарств из групп фенотиазинов и бутирофенонов – так называемых больших транквилизаторов. Полагают, что только в Соединенных Штатах насчитывается два миллиона человек, страдающих паркинсонизмом: миллион больных идиопатическим паркинсонизмом или болезнью Паркинсона; миллион человек страдает лекарственным паркинсонизмом; и наконец, есть несколько сотен или тысяч больных постэнцефалитическим паркинсонизмом – последних могикан, переживших ту достопамятную эпидемию. Паркинсонизм, вызванный другими причинами – отравлением светильным газом и марганцем, сифилисом, опухолями и т. д., – встречается исключительно редко, и обычный практикующий врач может ни разу в жизни не встретить страдающего им пациента.

Болезнь Паркинсона нескольких столетий называли дрожательным параличом (или его латинским эквивалентом – paralysis agitans). Надо сразу оговориться, что дрожание, или тремор, ни в коем случае не является постоянным симптомом паркинсонизма. Мало того, тремор никогда не бывает самостоятельным проявлением болезни и вообще представляет собой самое легкое из расстройств, с которыми приходится сталкиваться больным паркинсонизмом. Если тремор имеет место, он беспокоит больного только в покое и исчезает с началом движения или при намерении совершить движение [8] . Иногда тремор ограничивается кистями рук и имеет характерный вид скатывания пилюль, или счета монет, или (по выражению Говерса) похож на манеру, с которой восточные шаманы бьют в свои бубны. В других случаях, особенно у больных, перенесших летаргический энцефалит, тремор может быть очень сильным и поражать другие, иногда даже все части тела. Выраженность дрожания усиливается при физическом усилии, нервозности или утомлении.

Другими аспектами такого негативного расстройства или дефицита при паркинсонизме являются ощущения усталости и отсутствия энергии, какого-то отупения – оскудения чувств, либидо, мотиваций и внимания. В большей или меньшей степени все больные паркинсонизмом демонстрируют нарушение движения, побуждения, инициативы, живости и т. д., то есть проявляют черты, свойственные человеку, испытывающему муки депрессии [14] .

Таким образом, больные паркинсонизмом одновременно страдают (хотя и в разных пропорциях) от отсутствия и от присутствия патологии. Первое отрезает их от гладкого и адекватного протекания нормальных движений (и, в тяжелых случаях, от потока нормального восприятия и мышления) и воспринимается ими как слабость, усталость, отчуждение, лишение; последнее же состоит в озабоченности, аномальной активности, патологической организации деятельности, которая, так сказать, расширяет и раздувает поведенческие реакции до бессмысленных, болезненных и инвалидизирующих масштабов. Создается впечатление, что больные настолько переполнены своим паркинсонизмом в сочетании с патологическим возбуждением (эретизмом), насколько человек вообще может быть переполнен болью, удовольствием, яростью или неврозом. Замечание о том, что паркинсонизм оказывает на больного неслыханное давление, что прежде всего проявляется феноменом kynesia paradoxa – то есть внезапным и полным (хотя и преходящим) исчезновением симптомов паркинсонизма, – феноменом, который чаще всего и с наибольшей силой проявляется именно у больных, страдающих тяжелыми формами паркинсонизма [15] .

Хотя в прошлом было бесчисленное количество более мелких эпидемий, включая лондонскую эпидемию сонной болезни 1672/73 года, мир не видел такой пандемии, какая началась в 1916–1917 годах. Пандемия, свирепствовавшая в течение десяти лет, унесла или искалечила жизнь почти пяти миллионам человек до того, как исчезла – так же внезапно и таинственно, как разразилась. Эпидемия летаргического энцефалита резко прекратилась в 1927 году [18] .

Действительно многие больные погружались в состояние паркинсонической акинезии настолько глубоко, что превращались в живые статуи, сохраняя абсолютную неподвижность в течение часов, дней, недель или даже лет – до самого конца. Неизмеримо большая тяжесть этих энцефалитических и постэнцефалитических состояний показала, что все аспекты бытия и поведения: восприятие, мышление, побуждения и чувства – не в меньшей степени, чем двигательная активность, могут быть приведены в состояние полного паралича активным обездвиживающим паркинсоническим поражением.

Почти так же часто, как эти паркинсонические нарушения, а нередко и сосуществуя с ними, наблюдались кататонические расстройства любого типа. Именно это проявление заболевания дало повод назвать его эпидемической шизофренией, ибо кататония, до ее появления в клинической картине эпидемического энцефалита, рассматривалась как краеугольный камень шизофренического синдрома. Однако большинство больных, у которых развилась кататония на фоне сонной болезни, не страдали шизофренией и своим примером доказали, что к кататонии, если можно так выразиться, существует прямой физиологический подход, и не всегда кататония является защитным маневром, к которому больной шизофренией прибегает в периоды невыносимого стресса и отчаяния [21] .

Во время острой фазы энцефалита и в течение нескольких лет после нее наблюдали невообразимое разнообразие непроизвольных и компульсивных движений: миоклонические подергивания и спазмы; состояния подвижной спастики (атетозы), дистонии и дистонические искривления (например кривошея) с функциональной организацией нарушений, напоминающей паркинсоническую ригидность; бесцельные вялые движения, беспорядочно перемещающиеся от одной части тела к другой (хорея), а также широчайший диапазон тиков и компульсивных движений на всех функциональных уровнях – зевание, кашель, шмыгание носом, вздохи, пыхтение, задержка дыхания, застывание взора, его фиксация, нечленораздельное мычание, пронзительные вопли, ругательства и т. д. – результаты внезапных принудительных побуждений [22] .

Непосредственными осложнениями сонной болезни часто бывают четко очерченные формы аффективно-компульсивных расстройств, в частности, с одной стороны, эротомания, эретизм, усиление либидо и склонность к скандалам, вспышкам ярости и деструктивному поведению – с другой. Эти формы поведения с особой отчетливостью и неприкрытостью проявляются у детей, у которых иногда резко меняется характер. Они становятся импульсивными, дерзкими, деструктивными, бесшабашными, распутными и похотливыми, иногда их поведение становится поистине неуправляемым. Таких детей часто называли ювенильными психопатами и моральными идиотами [23] .

Почти половина выживших больных стала подвержена необычайным кризам, в ходе которых они могли испытывать, например, одновременное наступление паркинсонизма, кататонии, тиков, одержимости, галлюцинаций, блокады, повышенной внушаемости или негативизма и тридцать или сорок других нарушений. Такие кризы обычно длились несколько минут или часов и проходили так же внезапно, как и начинались [25] . Кризы отличались выраженной индивидуальностью, не было двух больных с одинаковой симптоматикой. В кризах различными способами отчетливо проявлялись фундаментальные аспекты характеров, личностные свойства, анамнез, восприятия и фантазии каждого конкретного пациента [26] . На эти кризы, к лучшему или к худшему, можно было влиять внушением, эмоциональными проблемами или текущими событиями.

Первая мировая война была временем, когда окружающая среда стала вполне гостеприимной для бактериальных и вирусных вспышек. По всему миру солдаты недоедали. Они жили в грязи, а потом возвращались домой, неся с собой неизвестные инфекции. Это было время, когда такие болезни, как холера и брюшной тиф, распространялись подобно лесному пожару. Испанский грипп вызвал массовые разрушения, убив около 50 миллионов человек в 1918 и 1919 годах.

Но это было еще не все. В 1916 году Неизвестный солдат был эвакуирован из жестокой битвы под Верденом. Солдат принес с собой новую угрозу. Солдат был отправлен к врачам из Австрии в Париж, где его тщательно обследовали, но все они были сбиты с толку. Никто не мог объяснить невероятную бездеятельность, овладевшую этим человеком. Короче говоря, он только и делал, что спал. Это было только начало. К нему присоединились более 60 солдат. Все попытки разбудить их были тщетны.

Эта новая болезнь была жестоким кукловодом, способным заморозить людей во времени. С другой стороны, болезнь заставляла других людей шмыгать носом и пускать слюни, пока все, чего они хотели, - это умереть. Симптомы состояли в постоянных мышечных спазмах, в основном на лице, и в незаинтересованном и рассеянном взгляде. Большинство пациентов погибло.

Невролог в Вене отмечал подобные случаи среди гражданских лиц. Константину фон Экономо было любопытно, когда медицинские клиники начали заполняться людьми, которые постоянно клевали носом. Пациенты объясняли, как они иногда просто засыпают, пережевывая пищу за обеденным столом! Фон Экономо заметил, что у всех у них наблюдался ТИК (привычное спазматическое сокращение мышц), а глаза как-то оторваны от тела. Они были рассеянны и равнодушны.

Большинство этих пациентов умерли из-за паралича дыхательной системы. Невролог фон Экономо отрезал им мозги, пытаясь найти ключ к разгадке этой странной болезни. У большинства из них он обнаружил опухший гипоталамус, часть мозга, которая контролирует сон. То, что поразило пациентов, было атакой на то, как мозг регулирует сон.

Затем фон Экономо опубликовал статью, в которой объявил о появлении новой болезни. Эта болезнь стала известна как "энцефалит фон Экономо" в Вене и "энцефалит летаргический" в других местах.

После Вены, Лондо и Нью-Йорк начали видеть случаи. И чем больше она появлялась, тем разнообразнее становились ее симптомы. У некоторых людей развились аффекты, которые казались забавными, как прыжки или икота, но они были настолько настойчивы, что казались ужасающими.

Тогдашний мэр Нью-Йорка Уильям О'Дуайер видел, как его жена умерла от этой болезни. Новые симптомы начали появляться по мере того, как болезнь продолжала поражать все больше людей. У некоторых людей развилась поверхностная аффектация к таким действиям, как прыжки или икота. Другие испытывали крайнюю усталость, хотя ничего не делали. В то время как другие становились скорее гиперактивными, чем уставшими.

Болезнь, казалось, производила различные эффекты в различных химических системах мозга.

К 1929 году люди с диагнозом летаргический энцефалит стали эксклюзивным клубом. Новых случаев стало появляться очень мало. Около трети больных выздоравливали по неизвестным причинам, треть умирала, а оставшаяся треть страдала симптомами, напоминающими болезнь Паркинсона. Они оставались замороженными в своих телах на протяжении десятилетий.

У некоторых пациентов воспаление в мозгу было подобно бомбе замедленного действия, которая должна была взорваться позже. Спустя месяцы или годы, когда пациенты думали, что выздоровели, начали появляться симптомы, напоминающие болезнь Паркинсона. Пациенты конвульсировали и дергались, прежде чем впасть в постоянный физический паралич. Они осознавали, что их окружает, но не могли пошевелиться. Застыв в своих телах, они ждали, что кто-то другой лишит их жизни. А это означало иногда ждать десятилетиями.

В 1960-х годах невролог Оливер Сакс начал лечить больных параличом препаратом L-допа. Ему удалось разбудить некоторых из них, но в конце концов все они вернулись в прежнее состояние.

Невролог и писатель Оливер Сакс познакомился с пациентами, страдающими параличом, в больнице Бет Абрахам в Бронксе в 1960-х гг. Некоторые пациенты проецировали свое чувство осознания, реагируя на музыку или ловя брошенный в них мяч. Иногда внешний стимул был способен спровоцировать реакцию, но ничто не могло изменить это состояние навсегда.

"Однажды пациент принес в больницу собаку", - вспоминал Сакс в 1991 году. - Пудель прыгнул на женщину, которая всегда была заморожена, и вдруг она выпалила, что любит животных. Она начала гладить собаку и смеяться. Когда животное ушло, она снова замерла.”

Леча их препаратом L-допа, Сакс сумел привести в чувство некоторых пациентов. Многие из пациентов начали ходить и развили полное осознание, но в конце концов они вернулись в нормальное состояние.

Если бы не Оливер Сакс, летаргический энцефалит никогда не был бы известен за пределами медицинской литературы. Книга Сакса 1973 года "Пробуждение" и фильм, который она вдохновила в 1990 году, вызвали в центре внимания безнадежный ужас перед такой ужасной болезнью, которая была так плохо понята. Но, учитывая время, когда болезнь появилась и ее быстрое исчезновение, никто не был в состоянии исследовать болезнь глубоко. Некоторые фонды и богатые страдальцы финансировали исследования для исследований, но это тоже никогда не переживало своих благодетелей.

Последняя известная выжившая жертва, Филип кожа, был заражен в одиннадцатилетнем возрасте и впоследствии провел более семидесяти лет в качестве виртуальной “живой статуи” до своей смерти в 2003 году. В другом случае пациентка, идентифицированная только как "Мисс Р.", жаловалась на сны, которые предсказывали состояние, в котором она позже окажется.

Филип Кожан провел почти всю свою жизнь в состоянии худшем, чем смерть. Он был подопечным службы общественного здравоохранения Великобритании в течение почти 40 лет. Игрушки и школьные учебники, которые он оставил после себя, когда заснул в возрасте 11 лет, окружали его кровать.

В другом случае, незадолго до смерти от болезни, женщина, идентифицированная только как “Мисс Р.”, видела серию снов. В своих снах она была заключена в неприступный замок, но замок имел форму и очертания ее самой. Ей снилось, что она превратилась в живую, живую каменную статую и погрузилась в такой глубокий сон, что ничто не могло ее разбудить. Ее сны тревожно предсказывали ее собственное состояние.

Чтобы полностью понять эту болезнь, исследователям понадобились бы свежие жертвы летаргического энцефалита. Очень немногие ученые хотят посвятить свою карьеру такой древней и порочной болезни. Кроме того, финансирование является недостаточным. Но отсутствие исследований может оставить медицину неподготовленной к новой вспышке болезни, если однажды она решит снова преследовать мир.

Читайте также: