Кохлеарная имплантация после менингита

Особенности хирургического этапа кохлеарной имплантации у пациентов, перенесших менингит

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата медицинских наук
Пащинина Ольга Александровна

Актуальность темы

Кохлеарная имплантация (КИ) в настоящее время является единственным эффективным методом восстановления слуховой функции у лиц, страдающих сенсоневральной тугоухостью высокой степени и глухотой (Millar D., 2005; Adunka O., 2004).
При этом одной из частых причин приобретенной сенсоневральной тугоухости является бактериальный менингит (Gantz B., 2005; Klein M., 2008; Klein M., 2007; Wellman M., 2003). По данным различных авторов потеря слуха после перенесенного гнойного менингита встречается в 6 – 37 %, а полная глухота приблизительно в 5% случаев (Merchant S., Gopen Q.,1996). Соответственно, по данным литературы, до 60 – 90% глухоты, приобретенной после овладения речью, связаны с бактериальным менингитом (Kulahi I., 1997). У 80 % пациентов, перенесших бактериальный гнойный менингит, потеря слуха сопровождается оссификацией структур внутреннего уха (Steenerson R.,1994), что вызывает постоянное расширение показаний к проведению КИ. Накопление хирургического опыта и появление современных имплантатов сделало возможным проведение оперативных вмешательств при различной патологии среднего и внутреннего уха, при аномалиях развития внутреннего уха, а также при наличии оссификации лабиринта различной этиологии (Eshraghi A., Yang N., Balkany T., 2003; Kiefer J. 2004).
Тем не менее, случаи кохлеарной оссификации до сих пор представляют собой основную сложность при проведении хирургического этапа КИ (Novak M., 1990; Dodds A.,1997).
Наличие изменений во внутреннем ухе требует особого внимания к выбору хирургической тактики при проведении оперативного вмешательства и осуществлении доступа к структурам внутреннего уха.
Все вышесказанное предопределило актуальность настоящего исследования.

Цель исследования: Повышение эффективности лечения больных, страдающих сенсоневральной тугоухостью высокой степени (глухотой), после перенесенного менингита (менингоэнцефалита) с оссификацией структур внутреннего уха.

Задачи исследования:
1. Изучить особенности компьютерной томографии (КТ) височных костей у лиц, перенесших менингит, определить степень и локализацию оссификации структур внутреннего уха.
2. Разработать классификацию оссификаций внутреннего уха.
3. Провести исследование на височных костях, взятых посмертно, для определения линейных размеров завитков улитки.
4. Проанализировать используемые хирургические методики при оссификации улитки.
5. Разработать критерии выбора хирургического подхода и варианта применяемого электрода при наличии различной степени оссификации улитки. Представить алгоритм хирургической тактики, основываясь на данных компьютерной томографии височных костей и интраоперационных находках.
6. Оценить результаты первого курса реабилитации у пациентов после кохлеарной имплантации с наличием оссификации улитки.

Положения, выносимые на защиту:
1. Оперативное вмешательство необходимо проводить в кратчайшие сроки после перенесенного менингита.
2. Классификация оссификаций улитки позволяет прогнозировать тактику хирургического вмешательства при проведении кохлеарной имплантации в случаях оссификации структур внутреннего уха.
3. Выбор хирургической тактики и типа электрода зависит от предоперационных данных компьютерной томографии височных костей и интраоперационных находок. Выявлена зависимость эффективности кохлеарной имплантации от степени патологических изменений улитки и вида применяемого электрода.

Интраоперационного повреждения лицевого нерва одинаково боятся и пациенты, и хирурги. К счастью, это осложнение встречается редко. Частота временной послеоперационной слабости лицевой мускулатуры неизвестна, но судя по всему, даже временный парез встречается нечасто.

Хотя отдельные клинические наблюдения говорят о том, что может возникнуть постоянный паралич лицевого нерва, частота встречаемости его менее 1%. Особая осторожность должна соблюдаться при имплантации у пациентов с дисплазией полукружных каналов, поскольку у них более вероятны аномалии лицевого нерва. Некоторые хирурги, обычно не использующие мониторинг лицевого нерва, применяют его при аномалии улитки.

Послеоперационные нарушения вкусовых ощущений очень часто возникают после операции кохлеарной имплантации. Барабанная струна часто случайно пересекается и повреждается, поскольку для обеспечения хорошего обзора ниши круглого окна необходимо достаточно широкое раскрытие лицевого кармана.

Нарушение вкусовой чувствительности является преходящим, и реципиенты имплантатов редко жалуются на это к шестому месяцу после операции. Избежать травмирования барабанной струны особенно важно при двусторонней имплантации.

Частота послеоперационных кровотечений и образования гематомы после кохлеарной имплантации очень низка, но они иногда случаются. Гематома более 5-10 мл требует эвакуации для предотвращения организации и фиброзирования, либо инфицирования. По возможности гематома должна дренироваться раскрытием нижнего утла раны. Если это невозможно, она должна быть аккуратно аспирирована.

Необходимо следить, чтобы игла никоим образом не повредила кохлеарный имплантат. Иногда требуются повторные аспирации гематомы.

а) Инфекционные осложнения кохлеарной имплантации. Послеоперационное нагноение раны вполне обычно, с ним справляются аккуратным открытием раны в области нагноения и назначением подходящего антибиотика. Изначально должны применяться антибиотики широкого спектра действия. У взрослых препаратами выбора являются хинолоны.

У детей хорошим вариантом являются цефалоспорины второго и третьего поколения. Затем, при необходимости, антибиотик может быть заменен соответственно результатам посева на флору и чувствительность к антибиотикам. Почти все периоперационные раневые инфекции отвечают на адекватную антибиотикотерапию. Удалять устройство из-за нагноения раны приходится крайне редко. В случае персистенции инфекции в ране вероятно наличие биопленки.

б) Расхождение краев раны. Расхождение краев раны случается, и более вероятно у активных детей, чем у взрослых. Если область расхождения мала, рана может быть оставлена для заживления вторичным натяжением, либо ребенка можно взять в операционную для вторичного закрытия раны. Кроме того, простое послеоперационное расхождение краев раны редко приводит к обнажению устройства или требует его извлечения.

Некроз лоскута, напротив, является наиболее серьезным осложнением и часто требует извлечения устройства. Некроз лоскута может быть вызван агрессивным истончением, неудачным формированием лоскута без учета предыдущих разрезов, или присоединением инфекции. Некроз лоскута, как минимум, требует повторного укрывания устройства. В зависимости от обстоятельств, для этой цели могут использоваться височно-теменные лоскуты или различные ротационные лоскуты.

Если оперирующий хирург, по любым причинам, считает, что имплантат не будет работать идеально, этот имплантат должен быть возвращен производителю, а использовать следует запасное устройство.

Если электродная решетка располагается не в улитке, при проверке по телеметрии, устройство может казаться работающим правильно (хотя и с подозрительно высоким импедансом), но конечно, оно не сможет быть запрограммировано, поскольку электроды располагаются далеко от слухового нерва. Одним из преимуществ NRT является то, что она может помочь оценить физиологическую эффективность, а значит и уточнить местоположение.

Имплантация вне улитки может случаться, если клетки гипотимпанума ошибочно будут приняты за барабанную лестницу. Эту ошибку допустить легче, чем кажется. Для предотвращения нужно обеспечивать необходимый обзор ниши круглого окна и его мембраны перед вскрытием барабанной лестницы. Если хирург не уверен в том, что электрод установлен в улитку, необходимо выполнить интраоперационную рентгенографию.

Если хирург, проводящий имплантацию, имеет основания считать, что электрод находится в неправильной позиции, перед завершением операции должен быть выполнен боковой снимок черепа для уточнения позиции электрода.

д) Истечение цереброспинальной жидкости после кохлеарной имплантации. Истечение ЦСЖ может случиться в результате пенетрации твердой мозговой оболочки при установке стимулятора/ре-сивера. Чаще всего это бывает у маленьких детей, у которых очень тонкие кости черепа. При сверлении отверстий для проведения швов это происходит чаще, чем во время других этапов операции.

Цереброспинальные фистулы могут встречаться при вскрытии барабанной лестницы для установки электродов. Они чаще имеют место при наличии дефектов модиолуса. Дефекты модиолуса являются одними из наиболее распространенных форм аномалий улитки, встречающихся в популяции реципиентов кохлеарных имплантатов. При наличии тяжелых дисплазий улитки, таких как общая полость улитки, цереброспинальные фистулы являются скорее правилом, чем исключением.

Как правило, истечение ЦСЖ удается остановить тампонадой общей полости или преддверия мышцей. Этап высверливания при тяжелом лабиринтите также часто приводит к истечению ЦСЖ. В твердой кости полностью оссифицированной капсулы лабиринта остается мало ориентиров, и хирург при попытке создания желоба в месте барабанной лестницы может непреднамеренно уклониться в среднюю черепную ямку, заднюю черепную ямку или во внутренний слуховой проход.

Если окклюзия преддверия или общей полости не останавливает истечение ЦСЖ, ухо должно быть закрыто с пломбировкой евстахиевой трубы, заполнением среднего уха и сосцевидного отростка жиром и ушиванием наглухо наружного слухового прохода.

Случается, оперирующий хирург считает, что остановил истечение ЦСЖ, но в послеоперационном периоде обнаруживает ушную или назальную ликворею. Часто люмбальный дренаж может снизить давление ликвора и помочь заживлению без реоперации, но иногда она все же требуется.

е) Нарушения равновесия. Частота головокружений и нарушений равновесия в послеоперационном периоде удивительно мала. Всего менее 10% пациентов испытывают значительное головокружение. Есть основания считать, что частота послеоперационного головокружения варьирует в зависимости от того, на каком протяжении имплантат занимает барабанную лестницу. Если реципиенты испытывают значительное головокружение, оно обычно проходит через несколько недель.

У нескольких пожилых пациентов отмечалась послеоперационная атаксия, которая прошла только через несколько месяцев. Papsin et al., используя тест на равновесие (Bruininks-Oseretsky), определили, что дети с установленными кохлеарными имплантатами незначительно уступают остальным детям. При этом интересно, что они лучше справлялись с тестом с включенными имплантатами, чем с выключенными.

Buchman et al. показали, что у реципиентов односторонних имплантатов улучшились объективные показатели равновесия, по данным компьютерной постурографии на динамической платформе, хотя тест VOR показывал ухудшение

ж) Менингит после кохлеарной имплантации. Послеоперационный менингит после кохлеарных имплантаций развивается несколько чаще, чем после других отиатрических вмешательств. Группой риска являются пациенты с периоперационным истечением СМЖ или врожденными мальформациями внутреннего уха. При подозрении на менингит выполняют люмбальную пункцию, после выполнения КТ для исключения риска образования грыжи.

От антибиотикотерапии воздерживаются до взятия посева культур микроорганизмов. Как только диагноз подтвержден люмбальной пункцией, может быть начата терапия антибиотиками широкого спектра.

Многие до сих пор верят, что можно заболеть менингитом, выйдя на улицу без шапки или искупавшись в холодной воде. Это не так. Менингит передается только воздушно-капельным путем. Есть прививки всего от двух видов, но их семь. Остальное — как повезет. Ольге Савельевой не повезло. Ее дочь заразилась. Тогда родители девятимесячной Кати не знали о болезни ничего. Мама девочки рассказала The Village о том, через что они прошли вместе с малышкой.

Ольга не сразу поняла, что у дочери менингит. Днем они гуляли, играли, и к вечеру ребенок, казалось, совсем не устал. Родители заметили, что малышке нездоровится, когда собрались спать, — ее тошнило. Но этому не придали особого внимания. Маленькой Кате было всего 9 месяцев, она постоянно ползала по полу и могла что-то съесть. Дело привычное. Тогда Ольга не знала симптомов менингита и не смогла сразу распознать болезнь. Ночью девочке стало хуже, и пришлось вызвать скорую.

— Ночью у дочери начала скакать температура. Катя была огненная — я шла за жаропонижающим, когда приходила обратно, обнаруживалось, что температура нормальная. Такое повторялось несколько раз. Мы дождались утра. Но Катя не проснулась. Мы пытались ее будить, она открывала глаза, смотрела на нас и снова погружалась в сон (как мы думали), на самом деле — в кому. Вызвали скорую. Приехавшие врачи предположили ротавирус, но все равно посоветовали поехать в больницу. Страшно представить, что было бы, если бы мы отказались.

В больнице девочке сразу поставили верный диагноз. Сначала Ольга не поверила, что в 21 веке можно вот так запросто заболеть менингитом. Но в отличие от женщины, врачи не раз сталкивались с этим заболеванием и смогли распознать его признаки. Наученная горьким опытом, Ольга не устает повторять, насколько важно знать их всех.

— Их всего пять. И если некоторые из них совпали, срочно бегите в больницу. Чем быстрее, тем больше шансов на менее катастрофичные последствия. Первый признак — рвота, второй — температура, которая скачет, третий — светобоязнь (ее мы не заметили, потому что была ночь), четвертый — запрокинутая голова (это мы тоже пропустили, ведь Катя лежала), пятый — судороги (они начались в скорой).

Чтобы подтвердить диагноз, Кате назначили пункцию. Новости были страшными — менингит считается смертельным, если в ликворе обнаруживают 500 единиц гноя, у девочки нашли 12 тысяч. Врач посоветовала родителям молиться. Девочку положили в больницу и назначили курс антибиотиков. На шестой день ей стало лучше. Родители были счастливы — вопреки прогнозам Катя шла на поправку. Но вскоре их ждал новый удар.

— В какой-то момент мы поняли, что она ничего не слышит. Она не поворачивалась на звук, не реагировала на наши голоса. Ночью началась дикая гроза, все дети в отделении плакали, а Катя спала как ни в чем не бывало. Надо было посмотреть правде в глаза — наша дочь оглохла.

По инструкции Кате следовало пролежать в больнице месяц, но этого времени у нее не было. В борьбе за слух каждый день был на счету. Повторная пункция подтвердила, что менингит удалось побороть, и под ответственность родителей Катю выписали.

— Мы помчались в Москву прямо из больницы, не заезжая домой. До обследования у нас была надежда, что слух восстановится, что это временно. Но оказалось, что гноем залило все нервные окончания, и единственное, что поможет Кате слышать и разговаривать, — кохлеарная имплантация. Нужно было срочно получить инвалидность и квоту на операцию по установке имплантов. При менингите ушная раковина очень быстро закостеневает, и через месяц имплантация бы нам уже не помогла. Слух был бы потерян безвозвратно. Меня не пугало, что придется разговаривать на языке жестов, многие люди так живут. Но почему-то перед глазами стояла одна картина: прямо на Катю едет грузовик, я ей кричу, а она меня не слышит.

Village

Ольге удалось получить квоту на операцию до оформления инвалидности. Иначе пришлось бы ждать еще три недели как минимум. Родители боялись, что малышку могут вообще не взять на операцию. Для нее нужен серьезный наркоз, поэтому детей весом меньше десяти килограммов не берут — слишком рискованно. За время болезни Катя похудела. Об этом Ольга решилась сказать анестезиологу только перед самой операцией. Девочке поставили специальные импланты. Обычно оперируют сначала одно ухо, а спустя год второе, но для Кати сделали исключение.

— Обычно кохлеарные импланты ставят сначала на одно ухо, а спустя год делают вторую операцию, ведь это сложная высокотехнологичная операция на мозге. Но не в нашем случае: Кате за один раз поставили оба импланта, иначе второе ухо мы бы потеряли. Операция длилась три часа. В это время я билась в истерике в палате, а ассистент врача писал мне сообщения о ходе процесса — это немного успокаивало.

Операция прошла успешно, и к Кате вернулся слух. Электронный звук отличается от природного, но маленькая Катя не вспомнит, как жила без имплантов. Раньше у потерявших слух не было надежды вернуть его, но медицина не стоит на месте.

— Импланты, как и любую электронику, нужно настраивать, чтобы сбалансировать звуки. Это делает врач. Еще их нужно заряжать — мы снимаем модуляторы, когда Катя отдыхает, и ставим их на зарядку. Утром дочь первым делом показывает на ушки — мол, включите звук-то. Это, конечно, удивительное чудо, сотворенное людьми: человек, который полностью потерял слух, вдруг начал слышать.

Люди еще не привыкли к этому чуду. На улице Катя привлекает к себе много внимания. На нее показываю пальцем, а некоторые даже фотографируют девочку. Ольга признается, что к этому очень сложно привыкнуть. А бывает и еще хуже.

— Но интерес — это еще ладно. Хуже всего жалость. Когда моя дочь стала инвалидом — до сих пор не могу к этому привыкнуть, — я поняла, что нет у нас никакой безбарьерной среды. И тут дело не в пандусах и прочих приспособлениях — дело в человеческих головах. Я описывала в блоге довольно подробно, что с нами происходило, и потом получала множество личных сообщений от родителей детей с инвалидностью. Это был шок, я годами была подписана на этих людей, видела их обеды и ужины, первый снег и последний день зимы — что угодно, только не их детей. В чем дело? Оказалось, им стыдно. Они стыдятся инвалидности. В нашем обществе все еще стыдно быть инвалидом. Раз заболел — сиди дома, не смущай остальных. Но какой же это абсурд. Сейчас я пишу, даю интервью, выступаю на конференциях — делаю все, чтобы это изменить, и рассказываю о кохлеарной имплантации.

Village

Ольга постоянно сталкивается со странной реакцией взрослых людей. Ей задают бестактные вопросы, а после пытаются утешить.

— Именно мои читатели вывели меня на нужных специалистов, благодаря которым все закончилось хорошо. Люди без сомнений и лишних вопросов отложили свои дела и занялись нашими. Многие хотели нам помочь, каждый по-своему. Кто-то предлагал деньги, кто-то раздавал советы — уезжайте в Израиль, Германию, Америку. А кто-то предлагал потомственных магов, медитацию и многомерную медицину.

Людям очень важно находиться в иллюзии, что от них что-то зависит. Но в реальности от нас не зависит ничего, кроме нашего внутреннего состояния и реакции на происходящее. Мне слали иконки, тапочки святого Спиридония, какие-то масла, которыми нужно мазать мочки ушей. Я брала, делала все, что говорили, общалась со всеми магами и духами. В больницу на операцию я взяла одежду для Кати, что-то для себя и тапочки Спиридония. Пусть все это ни капли не помогло, но с собой у меня была частичка энергии, поддержки и чужой веры.

Мои читатели — это армия волшебников. Они способны решить что угодно, разобраться с любой проблемой. Теперь мы помогаем другим. Мне достаточно просто написать, и они мобилизуются, а дальше я оказываюсь в штабе, в котором координирую поступающую информацию и помощь.

Сейчас Катя здорова. Ольга считает, что им повезло. Последствия менингита могли быть куда страшнее — вплоть до ампутации. А слух девочке вернули. Женщина признается, что после случившегося было огромное желание спрятать детей от всего, что может им навредить. Оградить от болезней и несчастий. Но она понимает, что сделать этого нельзя, не лишив их заодно и радостей жизни — возможности общаться, путешествовать, дружить. Ольга убеждена, что со страхом нужно бороться и учиться самим быть счастливыми, ведь научить детей можно только на собственном примере.

Наш эксперт – руководитель научно-клинического отдела аудиологии, слухопротезирования и слухоречевой реабилитации ФГБУ НКЦО ФМБА России, кандидат медицинских наук
Антон Мачалов.

При тяжёлых степенях тугоухости слуховые аппараты неспособны помочь человеку. Если болезнь или повреждение затронуло внутреннее ухо (в этом случае врачи говорят о нейросенсорной тугоухости), такие устройства, увы, бессильны. Однако это не значит, что человек обречён провести в тишине всю жизнь. Один из способов помочь людям с тяжёлыми нарушениями слуха – кохлеарная имплантация.

Выход – операция

Кохлеарная имплантация – это сложное хирургическое вмешательство на структурах внутреннего уха.
Кохлеарный имплант состоит из двух частей: внутренней (электрод, который располагается в ухе пациента) и внешней (речевой процессор). Эти устройства соединяются друг с другом посредством двух магнитов, внешняя часть устройства фиксируется на голове человека.

Речь человека, как правило, находится в диапазоне от 500 до 4000 Гц, поэтому система кохлеарной имплантации позволяет не просто слышать слова, но и распознавать звуки окружающей природы, воспринимать музыку и различать музыкальные инструменты.

После проведённой операции пациент ещё не слышит, эта возможность появляется только после включения речевого процессора. Обычно это происходит через 20–30 дней после операции. Это время необходимо для того, чтобы область вмешательства зажила и спал послеоперационный отёк. Речевой процессор, который располагается на ушной раковине, направляет специальный сигнал на внутреннюю часть системы. Она раскладывает звук на частоты и отправляет сигнал на соответствую­щий чип, который стимулирует слуховой нерв и обеспечивает тем самым ощущение звука.

После кохлеарной имплантации и настройки речевого процессора пациент способен воспринимать шёпотную речь с расстояния 6 м – так же как человек с нормальным слухом.

Чуть больше аппарата

Внутренняя часть системы кохлеарной имплантации находится во внутреннем ухе, поэтому снять её нельзя. А вот речевой процессор снимается, однако именно на нём расположены микрофоны, и как только человек снимает процессор, он перестаёт слышать. Поэтому пациенты, особенно дети, после того как привыкнут к речевому процессору, носят его постоянно.

По размеру речевой процессор больше, чем обычные слуховые аппараты. Это связано с большими элементами питания, которые должны обеспечивать работу не только самого процессора, но и электрода, расположенного во внутреннем ухе. Однако, несмотря на это, ношение кохлеарного импланта не вызывает проблем ни у взрослых пациентов, ни у детей.

Нужна реабилитация!

Первые звуки пациент может услышать после активации речевого процессора, то есть через 20–30 дней после операции. В это время начинается длительный и сложный период для больного, так как нужно набраться терпения и постоянно выполнять рекомендации специалистов – сурдопедагога, сурдолога, дефектолога.

Особенно сложен восстановительный период для родителей детей, которым была проведена операция. Обычно мама и папа хотят получить результат как можно быстрее, а первые плоды кохлеарной имплантации появляются, как правило, через 6–9 месяцев после операции. Всё это время нужно работать, заниматься и тренироваться. Иногда это сложно объяснить родителям, но без сотрудничества с врачами, постоянных приездов в центр, где провели кохлеарную имплантацию, результата не будет.

Шанс на успех

Кохлеарная имплантация выполняется людям с высокой степенью двусторонней тугоухости (IV степень) или двусторонней глухотой. Приоритет отдаётся детям до 2 лет и взрослым пациентам с навыками речи, которые потеряли слух после травм или перенесённых инфекций.

Как и у любого хирургического вмешательства, у кохлеарной имплантации имеются противопоказания. Часть из них связана с общим состоянием здоровья пациента, когда невозможно применить общую анестезию (например, при некоторых заболеваниях серд­ца, почек, печени или лёгких).

Существуют и более специфические противопоказания, например, аномалии развития внутреннего уха и структур височных костей, оссификация (окостенение) ушной улитки после перенесённого менингита.

Проведение кохлеарной имплантации у детей старше 4–5 лет, если при этом отсутствуют навыки речи, часто нерационально. Дело в том, что речевой и слуховой центр формируется до трёхлетнего возраста, и чем старше ребёнок, тем сложнее достичь успеха в развитии речи. Это возможно, но потребуются огромные усилия со стороны родителей и педагогов.

Поэтому перед решением вопроса о необходимости проведения кохлеарной имплантации потребуется получить квалифицированную консультацию и пройти обследование у врача-сурдолога.

Ольга Савельева — о том, как победить смертельную болезнь и не сдаваться ни при каких обстоятельствах

• Юля Ельцова , 12 апреля 2017
• 76686
• 25

Менингит, то есть воспаление мозговых оболочек, возникает от проникновения в организм различных микробов — от вирусов до простейших. До начала ХХ века смертность от него доходила до 90 % случаев, но применение вакцин и антибиотиков позволило ее снизить. Однако вспышки заболеваний случаются и сейчас, причем не только в странах Африки, но и в Европе. В 2016 году, по данным Роспотребнадзора, в России было зафиксировано 4 367 случаев заболевания энтеровирусным менингитом, что на 45 % больше, чем годом ранее. Болезнь особенно опасна для детей, так как после нее иногда возникают осложнения: в частности, возможны глухота, эпилепсия, проблемы с умственным развитием. The Village поговорил с матерью девочки, которая перенесла менингит и потеряла слух.

Обычный день

Это был самый обычный, ничем ни примечательный день. Мы играли, гуляли, ходили в магазин. Вечером тоже все было хорошо — дети скакали и веселились.

Когда мы собрались спать, дочку начало тошнить. Я не испугалась и не заподозрила ничего плохого. Кате было девять месяцев, она постоянно ползала по полу — мало ли, что-то съела, ручки облизала, какая-то грязь попала. Неприятно, но обычное дело. К тому же была ночь. Поэтому я не увидела остальных признаков менингита. Да если бы и увидела, не поняла бы, что это он, но точно вызвала бы скорую быстрее.

Ночью у дочери начала скакать температура. Катя была огненная — я шла за жаропонижающим, когда приходила обратно, обнаруживалось, что температура нормальная. Такое повторялось несколько раз. Мы дождались утра. Но Катя не проснулась. Мы пытались ее будить, она открывала глаза, смотрела на нас и снова погружалась в сон (как мы думали), на самом деле — в кому. Вызвали скорую. Приехавшие врачи предположили ротавирус, но все равно посоветовали поехать в больницу. Страшно представить, что было бы, если бы мы отказались.

Признаки менингита

Я мысленно постоянно возвращалась в день, когда все случилось. Пыталась понять, что пошло не так, что я сделала не так, найти какие-то ответы. Мне многие потом писали, надеялись, что у меня найдется рецепт, как избежать менингита, как не повторить нашу историю. Но я не могу никого обнадежить. Забудьте анекдоты про то, что можно заболеть менингитом, выйдя на улицу без шапки или искупавшись в холодной воде. Менингит передается только воздушно-капельным путем. Есть прививки всего от двух видов, но их семь. Остальное — дело случая и лотерея. Кто угодно может быть носителем менингита и заражать других, при этом болезнь никак не будет себя проявлять.

Единственное, что действительно важно знать, — это признаки болезни. Их всего пять. И если некоторые из них совпали, срочно бегите в больницу. Чем быстрее, тем больше шансов на менее катастрофичные последствия. Первый признак — рвота, второй — температура, которая скачет, третий — светобоязнь (ее мы не заметили, потому что была ночь), четвертый — запрокинутая голова (это мы тоже пропустили, ведь Катя лежала), пятый — судороги (они начались в скорой).

В больнице

Когда все случилось, мы были за городом, поэтому скорая отвезла нас в ближайшую инфекционную больницу, которая оказалась в Балашихе. Она была страшная, но я очень верю в потоковую медицину. Когда врач видит сотни детей каждый день, он сразу поймет, что с ребенком. В больнице нам моментально поставили диагноз. Я тогда еще, помню, возмутилась. Какой еще менингит в ХХI веке, почему не бубонная чума? Но врачи знали то, чего не знала я. Они увидели все признаки менингита и соединили их. А кроме того, они понимали, что в Москве и области бушует эпидемия. Почему о ней не говорят? Потому что панику посеять легко, а противостоять болезни никак нельзя. Главное, повторюсь, — знать ее признаки и не терять времени.

Для того чтобы подтвердить диагноз, нам назначили пункцию. В операционной под наркозом взяли спинной мозг на анализ. Менингит подтвердился. Врач позвала меня и сказала, что менингит считается смертельным, если в ликворе обнаруживают 500 единиц гноя, что у нас нашли 12 тысяч и посоветовала молиться. Кате начали давать ударную дозу антибиотиков.

Последствия менингита

Переболеть этой болезнью без последствий нельзя. Осложнения будут в любом случае. Это может быть эпилепсия, глухота, потеря зрения. У детей происходит сильный неврологический откат. В соседней с нами палате лежал шестимесячный мальчик, он уже умел ползать, когда заболел, но его откатило до состояния эмбриона — он не мог сам дышать и глотать. Это все восстановится, но уйдет много времени.

Кате стало лучше на шестой день. Она просыпалась, узнавала нас, вырывала капельницы — вела себя как почти здоровый ребенок. В какой-то момент мы поняли, что она ничего не слышит. Она не поворачивалась на звук, не реагировала на наши голоса. Ночью началась дикая гроза, все дети в отделении плакали, а Катя спала как ни в чем не бывало. Надо было посмотреть правде в глаза — наша дочь оглохла.

По инструкции при менингите в больнице держат месяц — три недели лечения и одна профилактическая. Но как только выяснилось, что Катя ничего не слышит, мы узнали, что этого времени у нас нет. Нужно было срочно показать ее специалисту. Муж нашего врача оказался слабослышащим, и она все про это знала. Она назначила повторную пункцию, которая подтвердила, что менингит удалось победить. И под нашу ответственность из больницы нас отпустила. Теперь нужно было бороться за Катин слух.

Кохлеарная имплантация

Мы помчались в Москву прямо из больницы, не заезжая домой. До обследования у нас была надежда, что слух восстановится, что это временно. Но оказалось, что гноем залило все нервные окончания, и единственное, что поможет Кате слышать и разговаривать, — кохлеарная имплантация. Нужно было срочно получить инвалидность и квоту на операцию по установке имплантов. При менингите ушная раковина очень быстро закостеневает, и через месяц имплантация бы нам уже не помогла. Слух был бы потерян безвозвратно.

Меня не пугало, что придется разговаривать на языке жестов, многие люди так живут. Но почему-то перед глазами стояла одна картина: прямо на Катю едет грузовик, я ей кричу, а она меня не слышит.

Нам удалось получить квоту на операцию до оформления инвалидности. Потому что оформление инвалидности — это очень долгий процесс. Только заседание комиссии должно было состояться через три месяца. Мой блог помог нам выйти на нужного специалиста. Я написала пост, и через два дня мы уже были у нужного врача. Она пришла на работу на полчаса раньше специально, чтобы осмотреть Катю.

На операцию берут детей весом от десяти килограммов, потому что нужно делать серьезный наркоз. При выписке из больницы Катя весила девять с половиной килограммов, но дома из-за отсутствия аппетита очень похудела. В итоге нам удалось набрать только девять, и я поняла, что операцию могут отложить. Я стала паниковать. Пришлось соврать, что дочь весит десять нужных килограммов, и уже анестезиологу перед самой операцией я сказала правду.

Обычно кохлеарные импланты ставят сначала на одно ухо, а спустя год делают вторую операцию, ведь это сложная высокотехнологичная операция на мозге. Но не в нашем случае: Кате за один раз поставили оба импланта, иначе второе ухо мы бы потеряли. Операция длилась три часа. В это время я билась в истерике в палате, а ассистент врача писал мне сообщения о ходе процесса — это немного успокаивало. Операция прошла успешно.

Подключение звука

Электронный звук немного не такой, как природный. Но Катя маленькая и в будущем не вспомнит, что когда-то слышала все по-другому и жила без имплантов. При подключении многие дети начинают плакать, ведь в одну секунду к ним в тишину врывается огромное количество разных звуков, мозг просто не успевает их обрабатывать. И не раскладывает на речь, музыку, звуки за окном, для тех, кого только что подключили, — это просто шум. К тому же импланты, как и любую электронику, нужно настраивать, чтобы сбалансировать звуки. Это делает врач. Еще их нужно заряжать — мы снимаем модуляторы, когда Катя отдыхает, и ставим их на зарядку. Утром дочь первым делом показывает на ушки — мол, включите звук-то. Это, конечно, удивительное чудо, сотворенное людьми: человек, который полностью потерял слух, вдруг начал слышать.

Инвалидность и реакция окружающих

Часто люди реагируют на Катю как на какую-то диковинку. Фотографируют и тихонько показывают на нее. К этому очень сложно привыкнуть. Хочется подойти к каждому и объяснить, что это такое и почему не надо так себя вести. Иногда я и подхожу, предлагаю рассказать, раз интересно.

Но интерес — это еще ладно. Хуже всего жалость. Когда моя дочь стала инвалидом — до сих пор не могу к этому привыкнуть, — я поняла, что нет у нас никакой безбарьерной среды. И тут дело не в пандусах и прочих приспособлениях — дело в человеческих головах. Я описывала в блоге довольно подробно, что с нами происходило, и потом получала множество личных сообщений от родителей детей с инвалидностью. Это был шок, я годами была подписана на этих людей, видела их обеды и ужины, первый снег и последний день зимы — что угодно, только не их детей. В чем дело? Оказалось, им стыдно. Они стыдятся инвалидности. В нашем обществе все еще стыдно быть инвалидом. Раз заболел — сиди дома, не смущай остальных. Но какой же это абсурд. Сейчас я пишу, даю интервью, выступаю на конференциях — делаю все, чтобы это изменить, и рассказываю о кохлеарной имплантации.

Многие мамы меня спрашивают, стоит ли предупреждать в садике и школе, что ребенок с кохлеарными имплантами. Наверное, стоит поговорить о технических моментах, потому что их важно знать, но для меня невозможны истории про снисходительность и особое отношение.

Я начала вести блог, когда родился первый ребенок. Писала про жизнь, работу, материнство — для себя, не для публики. Но постепенно у меня появилось довольно много читателей. Когда Катя заболела, я продолжила писать. Это была моя терапия и моя армия спасения.

Я ни в коем случае не собиралась просить денег у своих подписчиков: мы только начали ремонт, когда все случилось, так что у нас была отложена приличная сумма. В деньгах мы не нуждались, а если бы и нуждались, я бы точно нашла другой выход. Но вот связи — они действительно помогли. Именно мои читатели вывели меня на нужных специалистов, благодаря которым все закончилось хорошо. Люди без сомнений и лишних вопросов отложили свои дела и занялись нашим.

Многие хотели нам помочь, каждый по-своему. Кто-то предлагал деньги, кто-то раздавал советы — уезжайте в Израиль, Германию, Америку. А кто-то предлагал потомственных магов, медитацию и многомерную медицину.

Людям очень важно находиться в иллюзии, что от них что-то зависит. Но в реальности от нас не зависит ничего, кроме нашего внутреннего состояния и реакции на происходящее. Приятно ведь думать, что если твой ребенок заболеет, ты обратишься к потомственному магу и все пройдет. Или впадет он в кому, ты ему — гомеопатии, и он очнется. Нам тоже хотелось во все это верить. Мне слали иконки, тапочки святого Спиридония, какие-то масла, которыми нужно мазать мочки ушей. Я брала, делала все, что говорили, общалась со всеми магами и духами. В больницу на операцию я взяла одежду для Кати, что-то для себя и тапочки Спиридония. Пусть все это ни капли не помогло, но с собой у меня была частичка энергии, поддержки и чужой веры.

Были, впрочем, и те, кто реагировал агрессивно, но куда же без этого? Сначала я переживала, но сейчас понимаю, что это их способ выбрасывать отрицательную энергию, я тоже могу написать едкий ответ, если в плохом настроении. В основном же мои читатели — это армия волшебников. Они способны решить что угодно, разобраться с любой проблемой. Теперь мы помогаем другим. Мне достаточно просто написать, и они мобилизуются, а дальше я оказываюсь в штабе, в котором координирую поступающую информацию и помощь.

Жизнь без страха

Сейчас прошло полгода, и я понимаю, что, скорее всего, нам даже повезло. Ведь у менингита множество других последствий — вплоть до ампутаций. Да, наша дочь оглохла, но мы это починили, и все будет хорошо. Когда все самое сложное было позади, я ощутила панический ужас за своих детей. Менингитом можно заболеть повторно, от него не вырабатывается иммунитет. Так появилось огромное желание спрятать детей от всего, что может им навредить. Оградить от болезней и несчастий. Но нельзя сделать этого, не лишив их заодно и радостей жизни — возможности общаться, путешествовать, дружить. Поэтому этот страх нужно побеждать и учиться самим быть счастливыми, не предъявлять к своим детям счетов, не попрекать их тем, что всю жизнь на них положил и всем пожертвовал. Я верю, что научить детей быть счастливыми можно только на собственном примере.