Сказка о чем болела голова

- Давно, — ответила я. – Уже второй час сижу.

- А разве вы не по талону?

- По талону, — уныло ответила я. – Только тут все время без очереди проходят.

- А вы не пускайте, — предложил он.

- Сил у меня нет с ними ругаться, — призналась я. – И так сюда еле дотащилась.

Он внимательно посмотрел на меня и сочувственно спросил:

- Донор-донор! Я же вижу…

- Да нет же! Я кровь сдавала в первый и последний раз в институте, в День донора. Упала в обморок – и все, больше никогда.

- А вы часто вообще в обмороки падаете?

- Нет… Ну, бывает иногда. Я просто так часто падаю. Шла-шла, и вдруг упала. Или с табуретки. Или спать. Вот так вошла домой, увидела диван – и сразу упала.

- Это не удивительно. У вас почти не осталось жизненных сил. Ваш сосуд опустошен.

- Сосуд жизненной энергии, — терпеливо пояснил он.

Теперь уже я внимательно посмотрела на него. Он был симпатичный, но немного странный. Вроде бы молодой, не больше тридцати лет, но глаза! Это были глаза мудрой черепахи Тортиллы, из них вроде даже шел свет, и в них плескалось столько понимания и столько сочувствия, что я просто впала в ступор.

- А болеете вы часто? – спросил он.

- Нет, что вы! Редко болею. Я очень сильная. Вы не смотрите, что я на вид худосочная.

- Не очень, — призналась я. – Отца я почти не помню, он с нами давно не живет. А вот с мамой… Я для нее до сих пор малышка, она все время учит меня жить по ее правилам и что-то требует, требует, требует…

- Когда силы есть, отбиваюсь. А когда нет – просто плачу.

- И вам становится легче?

- Ну, немного. До следующего скандала. Вы не подумайте, она же не каждый день так. Раз или два в неделю. Ну, иногда три.

- А вы пробовали не давать ей энергии?

- Какой энергии? Как не давать? – не поняла я.

- Так, — признала я. – Но что я с этим могу поделать?

- Не включаться, — посоветовал он. – Другого способа нет.

- Да как же не включаться, если она пробивает? – разволновалась я. – Она же меня как облупленную знает, все мои болевые точки!

- Да, помню, что-то такое учили…

- А законы физики, кстати, общие для всех тел. И для человеческих в том числе. Просто в Школе Жизни мы зачастую двоечники и прогульщики.

- Как можно прогулять Школу Жизни?

- Да очень просто! Вот Жизнь дает тебе урок, а ты его учить не хочешь. И сбегаешь!

- Ха! Хотела бы я сбежать. Да вот что-то не получается.

- А так и бывает. Пока урок не пройдешь – будешь его раз за разом долбить. Жизнь – хороший учитель. Она всегда добивается 100%-ной успеваемости!

- Нет у меня сил на этих уроках сидеть. Вот видите, пришлось даже к врачу тащиться. Еле ноги передвигаю.

- С вами всегда так?

- Да нет. Временами. Вот последняя неделя – вся такая.

- А что происходило в эту последнюю неделю?

- Да самое интересное, что ничего особенного! Обычная рутина.

- Ну, расскажите мне про рутину. Если не жалко.

- Да чего тут жалеть? Говорю же, ерунда всякая. Ну, с мамой пару раз пообщалась. Все как всегда. Работа – никаких перегрузов. Со сменщицей поцапалась разок, но не сильно. Вечерами не напрягалась, только на телефоне висела, помогала ситуацию разрулить. А чувствую себя так, как будто на мне пахали всю неделю!

- Ну, возможно, и пахали, только вы не заметили. Что вы там разруливали по телефону?

- А, да это фигня. У подруги проблемы, ей надо было выговориться. Я просто предоставила ей большую жилетку.

- Ну да, наверное. Каждый вечер по полтора часа – любой выговорится.

- Да нет же, я ее слушала! Ну, утешала, поддерживала, советы умные давала. А сама я ей не жаловалась, ей сейчас не до меня, у нее своих проблем хватает.

- Ну так я вам скажу: вы послужили не большой жилеткой, а сливным бачком. Она слила в вас весь свой негатив, а вы ей в ответ послали свою позитивную энергию в виде советов и поддержки. А сами ну ничуть не разгрузились!

- Но друзья же должны поддерживать друг друга!

- Ну, не знаю… Что ж теперь, отказать ей в помощи? Но мы же дружим!

- Это вы с ней дружите. А она вами пользуется. Хотите – верьте, хотите – проверьте. Начните с первого же слова рассказывать ей о своих проблемах, и посмотрите, что будет. Вы удивитесь, насколько этот метод энергосберегающий.

- Да, вы знаете, неплохо было бы… В смысле побольше энергии.

- Но я же не думала! С такой-то точки зрения… Хотя сейчас вот вы сказали – а ведь точно. Я с ней поговорю – и как будто вагоны грузила.

- Это она вас грузила. А вы принимали на себя ее груз проблем. Оно вам надо?

- Да нет, конечно… Зачем мне? У меня своих проблем выше крыши.

- Да разные. Например, муж. Бывший. Я его люблю – ну, чисто по-человечески. А может, и больше. А у него другая семья. И там все неблагополучно. Она его приворожила. А мне его жалко, он ведь хороший! И все-таки родной человечек…

- Эти переживания доставляют вам радость?

- Что вы! Какую радость. Сплошные мучения. Я ведь все думаю, думаю, как ему помочь, и не знаю…

- А вашему мужу сколько лет?

- Он немного старше меня. Но это неважно!

- Важно. Взрослый человек в состоянии сам решать свои проблемы. Если хочет, конечно. И если не привык перекладывать их на других. Вы с ним общаетесь?

- Да, конечно! Он приходит навестить детей. Ну и поговорить. Пожаловаться, как ему там плохо.

- И вы его жалеете. Да?

- Ну конечно, жалею! Сердце кровью обливается. Ему же плохо…

- А вам, стало быть, хорошо.

- Нет, мне тоже плохо.

- Нет! Нет! Я ему дарю то, чего у него нет в той семье. Понимание… Поддержку… Тепло…

- Не знаю. Благодарность, наверное?

- Ну да. Он благодарит и несет то, что вы ему дали, в ту семью. Потому что там требуют, а своего тепла у него не хватает. Тогда он берет это у вас. А знаете, почему вы обессилены?

- Нет, я как раз по этому поводу к терапевту иду. Чтобы он сказал.

- Ничего он вам не скажет. Терапевт лечит симптомы. Ну, витамины пропишет, может, массаж. И все! А причины, причины-то останутся!

- Вы не любите себя. Вы пытаетесь любить других, не полюбив прежде себя. А это так энергозатратно! Вот и чувствуете себя выпотрошенной.

- И что же делать?

- Я посоветовал бы обратиться лицом к себе. И подумать, нужно ли вам так выкладываться, чтобы другим было хорошо. Причем за счет вашей жизненной энергии. Скиньте их с себя! Перестаньте быть донором. Хотя бы временно! И начните любить себя, баловать себя, питать себя. Тогда через какое-то время вы наполнитесь и засияете. Как лампочка! И глаза ваши загорятся. И сердце нальется теплом. Вот увидите!

Он говорил вдохновенно, глаза его горели, и я думала – какой интересный человек! Такой умница! Интересно, кем он работает в жизни?

- Ну вот вы меня учите жить, а сами тоже больной! – вдруг сообразила я.

- Нет, я не больной. Я электрик. У меня просто обеденный перерыв. Кстати, уже кончается. Вон напарник идет со стремянкой, сейчас будем лампочки менять! До свидания, и здоровья вам! Душевного – прежде всего. И хватит быть донором!

Я так и осталась сидеть с открытым ртом, наблюдая, как мой знакомец вскочил и присоединился к мужчине постарше, который действительно шел по коридору со стремянкой. Боже мой, ну как я сразу не заметила, что он был одет в синий форменный комбинезон? Наверное, из-за его глаз – я ведь почти не отрывала от них взгляда.

Я вскочила с места и помчалась по коридору, догоняя электрика.

- Погодите! Это что же получается? Вы – тоже донор?

- Донор, — улыбнулся он. – Только я, в отличие от вас, делюсь энергией добровольно, потому что у меня в избытке!

- А почему ее у вас много? Есть какой-то секрет?

- Есть. Он очень простой. Никогда не позволять высасывать себя до дна, нажимая на кнопки, и никогда не включаться в то, что не в твоей власти. Вот и все!

И они с напарником свернули в какой-то кабинет – давать людям свет. А я задумчиво пошла по коридору обратно, по дороге раздумывая о том, что все равно хочу быть донором. Только сначала подкоплю Любви, чтобы мой источник жизненной силы наполнился до краев. И обязательно научусь нести людям свет – так же, как этот замечательный электрик с мудрыми глазами черепахи Тортиллы.

. Жила-была голова. У нее , как и у всех голов, было два глаза, два уха, нос, рот и…что там еще подобает носить голове?….ах, ну да, волосы. Голова была красивой. …. Ну не так чтобы очень, но что-то такое было в ней, что давало все основания называть ее красивой головой. А еще, к ее глубочайшему сожалению – или как знать? к радости – она была немного умной головой. . Не так чтобы можно было назвать ее гениальной, но что-то все-таки было в этой голове такое, что позволяло называть ее не только красивой, но и умной головой. И все бы ничего, да только вот беда – не было у этой головы дома. Как так? – спросите вы. Да все очень просто – не было у этой головы туловища. Вот и путешествовала она по самым разным домам-туловищам, то есть – и постоянно приходила к одному и тому же печальному выводу – все это были не ее туловища – дома, то есть. Ну и соответственно, со всеми вытекающими из этого последствиями, эта голова была ужасно одинока.
И вот, однажды, приходя в себя после очередного туловища – иллюзии, сидела она на скамейке, размышляя о судьбе своей неустроенной. Смотрела она на звезды, считала оставшиеся на деревьях листья – дело-то было уже глубокой осенью, и вдруг увидела одиноко бредущее по парку туловище. Было видно сразу – что-то у этого туловища не в порядке. Что-то очень серьезно не в порядке – а различать радостные туловища от грустных голова за это время, поверьте мне, научилась очень хорошо.
- Привет, туловище!
- Привет, - услышала она после долгой паузы.
- Ты чего одно гуляешь? Что-то случилось?
- А разве не заметно, что случилось?
И только сейчас голова заметила, что у этого туловища совсем не было – чего бы вы думали? – ну конечно же, головы.
- Извини, я сразу не заметила! Хочешь, посидим вместе?
- Хочу!
И стали они сидеть вместе, считать звезды и оставшиеся на деревьях листья – дело-то ведь было уже глубокой- глубокой осенью. Вот собственно и вся сказка. Смешная и наивная. зато правдивая.

. И как у всех сказок, у нее, конечно же, есть продолжение. )

. Туловище было такое грустное и одинокое, что голове все время хотелось чем-нибудь его развеселить. Думала она, думала и придумала написать ему сказку – специально для него. И звучала эта сказка вот так.

Жило-было туловище. И на первый взгляд оно совсем ничем не отличалось от всех остальных туловищ. Но это только на первый взгляд. Потому что, если приглядеться повнимательнее, становилось заметно, что у этого туловища совсем нет головы. И страшно по этому поводу туловище мучилось, особенно когда окончательно в этом убедилось, внимательно разглядев себя в зеркале. Первое время туловище суетилось, пытаясь найти свою голову, но испробовав массу способов – и все тщетно, оно окончательно смирилось с существующим положением вещей, да и стало так жить, без головы. И вроде бы все было сносно, но если быть совсем искренним, ему, конечно же, вся эта ситуация в глубине души ой как не нравилась – вроде как неполноценное оно что-ли получалось.

А потом пришла зима. И снова они сидели в парке, на той же самой скамейке. И уже было собирались вновь смотреть на звезды и считать оставшиеся на деревьях листья. И тут вдруг оказалось, что небо в этот вечер совсем без звезд, а листьев на деревьях уже совсем-совсем не осталось.
- Что еще будем делать? - спросила голова.
- Давай посчитаем снежинки, которые падают с неба, - предложило туловище.
- Давай, - согласилась голова.
- Что-то я сбиваюсь со счета, - через несколько минут произнесло туловище.
- Ты знаешь, я тоже, - ответила голова, - сложно считать снежинки, которые то и дело тают, даже не успевая долететь до земли.
И что-то в ее голосе было такое, что туловищу захотелось обнять ее, прижать к себе и больше никогда уже с ней не расставаться. Но оно не сделало это – это было очень сдержанное туловище. А голова, будто почувствовав эту неуловимую перемену в атмосфере, вдруг засобиралась домой, да и ушла, даже не попрошавшись, чем очень озадачила туловище.
- Неужели я ей нравлюсь? – размышляло оно потом само с собой. – Да нет! Кому может понравиться туловище без головы! Разве что только…………голове без туловищу! - и тут от своей неожиданной догадки туловище впервые за долгое время рассмеялось.
Как может смеяться туловище без головы? – спросите вы. Еще как может! Просто это не слышно тому, кто не умеет видеть.

А на следующий вечер туловище принесло для головы маленький подарок – букет фиалок – но голова почему-то не пришла, и букет фиалок остался лежать на скамейке. А на следующий день на скамейке появился еще один букет фиалок, и еще один, и еще……….пока к концу зимы вся скамейка не превратилась в прекрасную серебристо - фиалковую скульптуру.
Что случилось с головой и почему она перестала приходить в парк? – спросите вы. А разве вам не понятно? Она испугалась. Испугалась, что однажды придется расстаться с очередной иллюзией и вновь проживать весь связанный с этим кошмар.
Но голова головой, а есть еще неисповедимые пути, предугадать направление которых не дано никому, даже самой умной и проницательной голове на свете.
И так случилось, что однажды проходя мимо парка, голова увидела толпу людей, что-то бурно обсуждающих. Надо сказать, наша голова не была любопытна, но что-то все-таки подтолкнуло ее подойти. И что же вы думаете она увидела?…Ну конечно же, фиалковую скамейку.
- Надо же, когда –то мы сидели тут вместе с туловищем, считали звезды и оставшиеся на деревьях листья, а сейчас вот тут расцвели фиалки. Как интересно и красиво! – подумала голова, – может быть зря я тогда вот так, не попрощавшись……. - она глубоко вздохнула и засобиралась было продолжить свой путь дальше, как поняла, что стоит в полной тишине, толпа людей уставилась на нее, а из глубины парка, улыбаясь, к ней приближается – кто бы вы думали? – ну, конечно же, туловище без головы. Хотя, назвать его туловищем без головы было теперь очень сложно, так как голова у этого туловища была, и очень красивая голова, надо заметить. ….Впрочем, за все это время и с нашей головой произошли кое-какие изменения – теперь у нее было красивое великолепное и очень грациозное тело, ну просто загляденье, а не тело! Так и стояли они друг напротив друга, смотрели друг другу в глаза и считали мерцающие там, в глубине глаз друг друга, маленькие улыбки. Как улыбки могут мерцать в глубине глаз? – спросите вы. Еще как могут! – Просто это не видно тем, кто не умеет слушать…….

Как лечить?

— Я не прощу, — сказала Она. – Я буду помнить.

— Прости, — попросил ее Ангел. – Прости, тебе же легче будет.

— Ни за что, — упрямо сжала губы Она. — Этого нельзя прощать. Никогда.

— Ты будешь мстить? – обеспокоенно спросил он.

— Нет, мстить я не буду. Я буду выше этого.

— Ты жаждешь сурового наказания?

— Я не знаю, какое наказание было бы достаточным.

— Всем приходится платить за свои решения. Рано или поздно, но всем… — тихо сказал Ангел. — Это неизбежно.

— Тогда прости! Сними с себя груз. Ты ведь теперь далеко от своих обидчиков.

— Нет. Не могу. И не хочу. Нет им прощения.

— Хорошо, дело твое, — вздохнул Ангел. – Где ты намерена хранить свою обиду?

— Здесь и здесь, — прикоснулась к голове и сердцу Она.

— Пожалуйста, будь осторожна, — попросил Ангел. – Яд обид очень опасен. Он может оседать камнем и тянуть ко дну, а может породить пламя ярости, которая сжигает все живое.

— Это Камень Памяти и Благородная Ярость, — прервала его Она. – Они на моей стороне.

И обида поселилась там, где она и сказала – в голове и в сердце.

Она была молода и здорова, она строила свою жизнь, в ее жилах текла горячая кровь, а легкие жадно вдыхали воздух свободы. Она вышла замуж, родила детей, завела друзей. Иногда, конечно, она на них обижалась, но в основном прощала. Иногда сердилась и ссорилась, тогда прощали ее. В жизни было всякое, и о своей обиде она старалась не вспоминать.

— Меня предал муж. С детьми постоянно трения. Деньги меня не любят. Что делать? – спросила она пожилого психолога.

Он внимательно выслушал, много уточнял, почему-то все время просил ее рассказывать про детство. Она сердилась и переводила разговор в настоящее время, но он снова возвращал ее в детские годы. Ей казалось, что он бродит по закоулкам ее памяти, стараясь рассмотреть, вытащить на свет ту давнюю обиду. Она этого не хотела, а потому сопротивлялась. Но он все равно узрел, дотошный этот дядька.

— Чиститься вам нужно, — подвел итог он. – Ваши обиды разрослись. На них налипли более поздние обиды, как полипы на коралловый риф. Этот риф стал препятствием на пути потоков жизненной энергии. От этого у вас и в личной жизни проблемы, и с финансами не ладится. У этого рифа острые края, они ранят вашу нежную душу. Внутри рифа поселились и запутались разные эмоции, они отравляют вашу кровь своими отходами жизнедеятельности, и этим привлекают все новых и новых поселенцев.

— Да, я тоже что-то такое чувствую, — кивнула женщина. – Время от времени нервная становлюсь, порой депрессия давит, а иногда всех просто убить хочется. Ладно, надо чиститься. А как?

— Простите ту первую, самую главную обиду, — посоветовал психолог. – Не будет фундамента – и риф рассыплется.

— Ни за что! – вскинулась женщина. – Это справедливая обида, ведь так оно все и было! Я имею право обижаться!

— Вы хотите быть правой или счастливой? – спросил психолог. Но женщина не стала отвечать, она просто встала и ушла, унося с собой свой коралловый риф.

Прошло еще сколько-то лет. Женщина снова сидела на приеме, теперь уже у врача. Врач рассматривал снимки, листал анализы, хмурился и жевал губы.

— Доктор, что же вы молчите? – не выдержала она.

— У вас есть родственники? – спросил врач.

— Родители умерли, с мужем в разводе, а дети есть, и внуки тоже. А зачем вам мои родственники?

— Видите ли, у вас опухоль. Вот здесь, — и доктор показал на снимке черепа, где у нее опухоль. – Судя по анализам, опухоль нехорошая. Это объясняет и ваши постоянные головные боли, и бессонницу, и быструю утомляемость. Самое плохое, что у новообразования есть тенденция к быстрому росту. Оно увеличивается, вот что плохо.

— И что, меня теперь на операцию? – спросила она, холодея от ужасных предчувствий.

— Да нет, — и доктор нахмурился еще больше. – Вот ваши кардиограммы за последний год. У вас очень слабое сердце. Такое впечатление, что оно зажато со всех сторон и не способно работать в полную мощь. Оно может не перенести операции. Поэтому сначала нужно подлечить сердце, а уж потом…

— Кстати, анализ крови у вас тоже не очень. Гемоглобин низкий, лейкоциты высокие… Я пропишу вам лекарства, — сказал доктор. – Но и вы должны себе помочь. Вам нужно привести организм в относительный порядок и заодно морально подготовиться к операции.

— Положительные эмоции, теплые отношения, общение с родными. Влюбитесь, в конце концов. Полистайте альбом с фотографиями, вспомните счастливое детство.

Женщина только криво усмехнулась.

— Попробуйте всех простить, особенно родителей, — неожиданно посоветовал доктор. – Это очень облегчает душу. В моей практике были случаи, когда прощение творило чудеса.

— Да неужели? – иронически спросила женщина.

— Представьте себе. В медицине есть много вспомогательных инструментов. Качественный уход, например… Забота. Прощение тоже может стать лекарством, причем бесплатно и без рецепта.

Простить. Или умереть. Простить или умереть? Умереть, но не простить? Когда выбор становиться вопросом жизни и смерти, нужно только решить, в какую сторону ты смотришь.

— Родители, я вас за все прощаю, — неуверенно сказала она. Слова прозвучали жалко и неубедительно. Тогда она взяла бумагу и карандаш и написала: Уважаемые родители!Дорогие родители! Я больше не сержусь. Я вас за все прощаю.

— Не так, — шепнул Ангел. – Река всегда течет в одну сторону. Они старшие, ты младшая. Они были прежде, ты потом. Не ты их породила, а они тебя. Они подарили тебе возможность появиться в этом мире. Будь же благодарной!

— Я благодарна, — произнесла женщина. – И я правда очень хочу их простить.

— Дети не имеют права судить своих родителей. Родителей не прощают. У них просят прощения.

— За что? – спросила она. – Разве я им сделала что-то плохое?

— Ты себе сделала что-то плохое. Зачем ты оставила в себе ту обиду? О чем у тебя болит голова? Какой камень ты носишь в груди? Что отравляет твою кровь? Почему твоя жизнь не течет полноводной рекой, а струится хилыми ручейками? Ты хочешь быть правой или здоровой?

— Неужели это все из-за обиды на родителей? Это она, что ли, так меня разрушила?

— Я предупреждал, — напомнил Ангел. – Ангелы всегда предупреждают: не копите, не носите, не травите себя обидами. Они гниют, смердят и отравляют все живое вокруг. Мы предупреждаем! Если человек делает выбор в пользу обиды, мы не вправе мешать. А если в пользу прощения – мы должны помочь.

— А я еще смогу сломать этот коралловый риф? Или уже поздно?

— Никогда не поздно попробовать, — мягко сказал Ангел.

— Но они ведь давно умерли! Не у кого теперь просить прощения, и как же быть?

— Ты проси. Они услышат. А может, не услышат. В конце концов, ты делаешь это не для них, а для себя.

— Дорогие родители, — начала она. – Простите меня, пожалуйста, если что не так… И вообще за все простите.

Она какое-то время говорила, потом замолчала и прислушалась к себе. Никаких чудес – сердце ноет, голова болит, и чувств особых нет, все как всегда.

— Я сама себе не верю, — призналась она. – Столько лет прошло…

— Попробуй по-другому, — посоветовал Ангел. – Стань снова ребенком.

— Опустись на колени и обратись к ним, как в детстве: мама, папа.

Понадобилось немало времени, прежде чем потоки слез иссякли. Обессиленная, она сидела прямо на полу, привалившись к дивану.

— Как ты? – спросил Ангел.

— Не знаю. Не пойму. Кажется, я пустая, — ответила она.

— Повторяй это ежедневно сорок дней, — сказал Ангел. – Как курс лечения. Как химиотерапию. Или, если хочешь, вместо химиотерапии.

— Да. Да. Сорок дней. Я буду.

В груди что-то пульсировало, покалывало и перекатывалось горячими волнами. Может быть, это были обломки рифа. И впервые за долгое время совершенно, ну просто ни о чем, не болела голова.

Сказка ложь, да в ней намек! Добрым молодцам урок.

вы вообще давно читали ?

а шедевры? настоящие шедевры ? отож..

а потому - нах пока политику и начинайте читать

Колобок открыл глаза.

Тело ломило, голова болела … в ином случае он мог бы задуматься о том, не одно ли это и тоже. Вот только сейчас его занимали другие вопросы.

В памяти роились обрывочные воспоминания, но ни одной мало-мальски адекватной картинки не возникало. Он помнил скорее ощущения, нежели видения. Что-то мохнатое, что-то теплое, что-то острое … и что-то очень болезненное.

Так. Всё. Нужно отпустить ситуацию. Что вокруг? Лес. Тропинка. Вот пожалуй по ней катиться и нужно. Пока не понятно куда. Но не стоять же на месте. Колобок покатился.

Катится колобок, а на встречу ему Заяц:

— Колобок, Колобок, я тебя съем!

— Не ешь меня, Заяц. — Неуверенно произнёс он. — Я тебе песенку спою:

Я Колобок, Колобок,

Я по коробу скребён,

По сусеку метён …

… Он допел песню и покатился дальше. Только Заяц его и видел!

Катится Колобок, а навстречу ему Волк!

— Колобок, Колобок, я тебя съем!

— Не ешь меня, Серый Волк, я … — Опять тоже самое ощущение. Опять воспоминания как рой пчёл, среди которых нельзя остановить взгляд хотя бы на одной, только весь рой, кружащий, непонятный. —.. тебе песенку спою.

— Я Колобок, Колобок,

Я по коробу скребён,

По сусеку метён, …

Колобок допевал уже не обращая внимания на застывшего Волка. Что-то было не так. Вот прям совсем не так. Он уже видел этого Волка. Уже пел ему песню… Додумать мысль не получилось, потому что на тропе оказался Медведь.

— Колобок, Колобок, я тебя съем!

Пропеть дурацкую биографическую песенку, покатиться дальше, не оглядываясь. Он откуда-то знал, что Медведя всё устроит и преследовать он его не станет. Но откуда? В такие моменты начинаешь сомневаться не то, что в себе, а вообще в реальности. Сон во сне. Томящее чувство зудом отзывалось в памяти. Было ощущение, что предсказать то, что будет через секунду не составит никакого труда. Но секунда наступала. За ней — другая. Ничего не менялось.

— Колобок, Колобок, куда катишься? — Перед ним стояла Лиса. Большая, рыжая. А ещё очень знакомая. Вот прям чересчур очень.

— Качусь по дорожке. — Ответил Колобок, продолжая напрягать память. Он должен был вспомнить…

— Колобок, Колобок, спой мне песенку.

Вот сейчас я спою песенку. — Подумал Колобок и запел.

— Я Колобок, Колобок,

Я по коробу скребён,

По сусеку метён

Он допел песенку и вдруг понял, что сейчас Лиса пожалуется на свой слух.

— Ах, песенка хороша! Да слышу я плохо. Колобок, Колобок, сядь ко мне на носок да спой ещё разок, погромче.

Колобок как завороженный, откуда-то зная, что делать этого не нужно, подпрыгнул и уселся на носу у Лисы, запевая набившую оскомину песенку. Но Лиса его перебила:

— Колобок, Колобок, сядь ко мне на язычок да пропой в последний разок.

Совсем тошно стало Колобку. Всё естество протестовало против просьбы Лисы, но он должен был понять, что произошло и что не так сейчас.

Прыгнул он Лисе на язык, а Лиса его — гам! — и съела …

… Колобок открыл глаза. Тело ломило, голова болела …

но он не обращал на это никакого внимания. Потому что на этот раз помнил. Помнил всё. И тропинку, и Лису, и влажный её нос, и горячий язык … и острую боль, что была перед тем, как он снова открыл глаза. А ещё он помнил, что это был не первый раз. Он умирал и умирал сотни, а может быть тысячи раз. Так было всегда. Всегда одна и та же дорожка, всегда одни и те же звери, всегда один и тот же лес, всегда одна и та же смерть… Но только сейчас он помнил всё, что было. А значит теперь всё будет по-другому.

Он покатился по дорожке. А на встречу ему Заяц.

— Колобок, Колобок, я тебя съем! — Не ешь меня, Заяц, я тебе песенку спою.

И он пел песню, как пел её этому же самому Зайцу неизвестно сколько раз до этого.

А потом был снова Волк, и снова эта песня. И Медведь. И все оставались позади, и все только его и видели. А потом пришла она. Его погибель. Лиса.

— Колобок, Колобок, куда катишься?

— Качусь по дорожке.

— Колобок, Колобок, спой мне песенку.

Сердце уже начало стучать раза в три быстрее. Теперь это было не дежавю. Это было по-настоящему. И через минуту Лиса его съест.

— Ах, песенка хороша! Да слышу я плохо. Колобок, Колобок, сядь ко мне на носок да спой ещё разок, погромче.

Он прыгнул ей на нос. На этот чёрный, влажный нос хищника, замышляющего коварство. Вот только теперь Колобок знал, что будет дальше. Он пропел снова свою песенку.

— Колобок, Колобок, сядь ко мне на язычок да пропой в последний разок.

Вот он момент истины! Колобок подпрыгнул, увидел, как блеснули чёрные глаза лисицы, но приземлился не на язык. Вместо этого он больно ударил Лису прямо в лоб, отскочил от неё как баскетбольный мяч, перемахнул через рыжий хвост и помчался дальше что было сил. Оглянулся в первый раз только через минуту. Лисы нигде не было.

Он сделал это. Сделал! Разрушил проклятие!

— Колобок, Колобок, я тебя съем! — Перед ним стоял Кабан.

— Ээ… — замялся Колобок в полном шоке. Такого с ним ещё не было. А Кабан не стал ничего дожидаться и накинулся на него.

Колобок открыл глаза.

— Охренеть. — Только и смог он произнести. Тело ломило. Голова болела.

Он снова покатился по тропинке. И снова был Заяц, снова была песенка, снова был Волк, Медведь и Лиса. И снова Лиса попыталась заманить его в ловушку, получила по лбу …

— Колобок, Колобок, я тебя съем! — сказал Кабан.

— Не ешь меня, Кабан, я тебе песенку спою!

— А нахрена мне твоя пенсенка, если я жрать хочу?!

— Опять последовал неожиданный ход от нового героя сказки.

Колобок открыл глаза.

— Вот ведь, свинья! — С досадой зашипел он, оглядывая лес. И снова всё повторилось. Уже машинально, не задумываясь он проделал путь до Лисы, обманул её, покатился дальше.

— Кабан! — Заорал Колобок. Кабан, готовый произнести сакраментальную фразу о своих желаниях, застыл. — Беги, Кабан! За мной следом идут охотники! Ружья несут! Стреляют!

На Кабана этот аргумент похоже подействовал.

— Чё правда охотники?!

— Правда, Кабан. Они уж Зайца застрелили, Волка застрелили, Медведя застрелили! Лису застрелили.

И он действительно побежал, снося кусты.

— Уф. — Вздохнул Колобок, катясь дальше. Лес здесь был другим. Деревья стали реже и даже иногда было видно большие куски неба по которым плыли облака …

Колобок открыл глаза.

— Да йошкин выхухоль! Какая сволочь делает овраги посреди тропинки.

И снова Заяц, снова Волк … Лиса, Кабан.. тропинка. И вот он овраг. Глубокий, зараза. Метров десять будет.

Колобок аккуратно покатился дальше. На этот раз особо никуда не заглядываясь.

— Колобок, Колобок, я тебя съем!

— А ты вообще кто? — Опешивший Колобок смотрел на что-то большое. Цветом оно было примерно как болото, откуда собственно только что и вылезло. А ещё у него была пасть. Очень большая пасть. Такой пастью не то, то Колобка, такой пастью Зайца, Волка, Медведя, Лису и Кабана можно было разом проглотить.

— Я Бегемот. И я тебя съем. — Невозмутимо сообщило нечто, назвавшееся Бегемотом.

— Слушай, Бегенот. Не ешь меня, я тебе песенку спою.

Колобок открыл глаза заранее матерясь.

Попробуем следующий вариант.

— Беги Бегенот, беги! Там охотники! Они Зайца …

Колобок открыл глаза, матерясь в два раза активнее и в слух.

— Бегенот, ты может быть худо слышишь? Давай я к тебе на носок сяду?

Колобок открыл глаза. Мата в голове не было. Была бессильная злоба.

— Не ешь меня, Бегенот. Я тебе секрет а то не расскажу!

Внутри Колобка всё замерло. За долгое время это был первый раз, когда удалось пройти дальше первой бегемотиной фразы.

— Что лежит у меня в кармане. — Наугад бросил он цитату из какой-то книжки.

— У тебя же нет карманов.

Колобок открыл глаза.

Надо придумать что-то правдивее.

— Кто умрёт в Мстителях.

Колобок открыл глаза.

— Кто на свете всех милее, всех румяней и …

Колобок открыл глаза.

— Кто убил кролика Роджера…

— АААААААА. — Заорал Колобок, испытывая ненависть ко всему миру и открыл глаза.

Он готов был убить всех! Ненавидел всё и вся! Этот лес, эту тропинку, эту грёбаную песенку! И в особенности этого толстокожего, непрошибаемого, тупого, прожорливого бегемота!

В очередной раз он покатился по дорожке.

— Колобок, Колобок, я тебя съем! — Сказал уже набивший оскомину Заяц.

— Иди на хрен, Заяц, бл! — Сказал злобно Колобок, подпрыгнул, ударил ушастого в живот и покатился дальше.

— Колобок, Колобок, я тебя съем! — Сказал грёбаный Серый Волк.

— Я вопьюсь тебе в селезёнку и прожую кишки! — Заорал Колобок и покатился дальше мимо ошалевшего Волка.

— Только попробуй, чучело музейное! — Рявкнул Колобок, ничего не успевшему сказать доставучему Медведю и покатился дальше.

— Колобок, Колобок, куда катишься? — Спросила Лиса.

— Жрать младенцев под кровавой луной и танцевать нагишом во славу тёмному владыке! — с кровожадной ухмылкой сообщил он хитромордой Лисе и покатился дальше.

— Колобок, Колобок, я тебя съем! — Сказал Кабан.

— А я тебя свиным грипом заражу, говно клыкастое! — Процедил хрипло в ответ Колобок и покатился дальше.

— Колобок, Колобок, я тебя съем! — Вылез снова из болота Бегемот.

— Закрой пасть, антресоль дырявая! — Попытал счастья Колобок, но Бегемот уже шёл на него. Болотное чудище действительно был непрошибаемо. — Не ешь меня, а то я тебе секрет не расскажу!

И вот снова этот момент. В голове уже было пусто. Он перепробовал сотни вариантов.

— Не расскажу куда я … —

… иду. — Колобок открыл глаза, заканчивая фразу уже после того, как Бегемот в очередной раз его сожрал.

Только теперь его мысли были заняты не тем, что всё снова и снова повторяется. Он думал о том, что сам только что сказал.

— А действительно, куда, я мать его, иду?! — Произнёс он в слух. И огляделся.

Был тот же лес. Та же опушка. Та же тропинка уходила прямо. А вот была ещё тропинка. И вон там дорожка куда-то уходит. А вот ещё одна. Он стоял на перекрёстке множества тропинок, на которые почему-то раньше не обращал никакого внимания. А почему?

Почему он их не видел и как умалишённый пёр по одному и тому же пути. Хотя уже не раз мог убедиться, что заканчивается он тупиком?

В затуманенном состоянии Колобок покатился по другой дорожке. Она был чуть пологая, спокойная, тихая. Никто не вылезал из кустов и не сообщал ему радостно, что хочет его съесть. Через полчаса тропинка вывела его из леса на широкое пшеничное поле. Тут было тихо. И очень спокойно.

Впервые за много-много дней … или жизней, Колобок понял, что ему наконец-то хорошо. Что он нашёл то место, где хочется остаться и ни от кого не убегать. «


Здорово! Не берусь оценивать сказку с литературной точки зрения, но идея великолепна!

Завтра внучке перед сном расскажу новую версию! )))


МЕЖДУ СТРОК

То было время, когда общество пифагорейцев достигло пика своего могущества. Люди уважали его адептов, и боялись. Уважали за мудрость и глубокие познания. Боялись, за недоступную их разумению прозорливость, и пагубные последствия, которые пифагорейцы способны были навлечь, ежели того пожелают.

Пифагорейцы считали, что Бог - это число, а главным инструментом познания мира, является геометрия.

Однажды, в таверну города Коринф, пришел человек: в скромной, но опрятной тоге, с короткой курчавой бородой, возрастом около пятидесяти лет.

Он сел на дальнюю скамью в углу заведения, и попросил у хозяина лишь воду.

Хозяин обслужил гостя, хоть за воду брать плату было не принято, но, почему бы нет, если народу мало.

Владельца таверны звали Махаон, он был страстным игроком, и среди прочих забав, предпочитал тешить себя игрой в " камень, ножницы, пергамент". Нужно заметить, что несмотря на немалый опыт в играх, получалось у Махаона посредственно. Он предлагал почти всем визитерам таверны разыграть партию в " камень ,ножницы, пергамент", часто проигрывал, что привлекало в его заведение более успешных игроков.

Гость в дальнем углу, неспешно пил свою воду, и с интересом поглядывал на Махаона, и наблюдал за тем, как тот бездарно проигрывает партию за партией различным людям. Некоторое время спустя, ему стало скучно, гость зевнул и подошел к хозяину:

--Если пожелаешь, уважаемый, я помогу тебе выигрывать.-- сказал он Махаону.

--Ты умеешь хорошо читать по лицам?-- осведомился тот.

--Вовсе нет,-- ответил гость,-- но у меня имеются кое какие иные способности. Посади меня поближе к себе, налей вина, принеси побольше еды, и сделай так, чтобы новые люди садились за мой стол, а после приглашай на игру только тех, кто успел поговорить со мною. Играй с каждым только один раз, а перед розыгрышем, я буду подавать тебе знаки: один палец - камень, два - ножницы, три - пергамент.

Махаон подумал немного, и согласился: принес гостю, который назвался Автоликом, еды и вина, разбросал мусор по нескольким столам, а стол Автолика оставил чистым.

Новые люди заходили в таверну, и многие из них усаживались за один стол к Автолику.

К первому, Автолик обратился с следующимм словами:

--Ты прибыл из Сиракуз?

--Странный вопрос,-- несколько раздраженно ответил первый,-- неужели не заметно по тоге, что я местный?

--Я - художник.-- сказал ему Автолик, неизвестно к чему.

--А мне плевать,-- пробубнил первый, и видно было, что этот странный разговор уже стал его раздражать.

-- Полагаю, ты очень уверенный в себе человек, всегда знаешь, чего хочешь.-- продолжил разговор Автолик.

Первому, хоть и польстила сия речь, но то была настолько откровенная ложь, что он даже вскочил из-за стола, озираясь по сторонам, в поисках другой скамьи.

-- Сыграем?-- предложил тут Первому Махаон, зазывая рукою к своей бочке.

-- Пожалуй можно,-- ответил Первый, довольный тем, что ему подвернулся повод отсесть от странного собеседника.

Тем временем, Автолик, незаметно дал знак Махаону, намекая на пергамент.

Разыграли партию: Махаон выбросил " ножницы", а первый, действительно, пергамент.

Через некоторое время, к Автолику подсел второй гость.

--Ты прибыл из Сиракуз?-- вновь прозвучал вопрос.

--Вовсе нет, уважаемый,-- улыбнулся во весь рот Второй,-- я местный, и, обрати внимание, это заметно по бардовому канту на моей тоге.

Второй оказался знатным болтуном, даже стал вскоре утомлять Автолика.

--Я художник.-- выпалил он снова невпопад, прерывая тираду своего болтливого собеседника.

--Вот здорово,-- оживился Второй,-- а я вот музыкант- арфист, почти коллеги, оба творческие люди, хочешь я поделюсь с тобою своими идеями по поводу того, под какую музыку приманивать Музу художника? Бла бла бла.

--Арфа совсем не созвучна моим творческим мыслям.-- отрезал тираду Второго Автолик.

-- Тут ты не прав друг,-- засмеялся Второй, и уже был готов многословно развить свою мысль, как вдруг, Автолик поднял руку, в знак молчания, и сказал:

--Сыграй любезный музыкант партейку с хозяином, посмотри как он скучает у своей бочки, скоро мух языком начнет ловить, уважь Махаона.

Второй повиновался. Пошел играть, а Автолик дал знак Махаону, что у Второй выбросит "ножницы".

И то была правда, Махаон расправился и со Вторым.

--Ты приплыл из Сиракуз?

--Нет, я торговец из Эфеса,-- ответил Третий,-- Сиракузы, нынче, подняли цены на хлеб, довольные тем, что он у них уродился, а повсеместно нет. Полагаю, стоит прикупить местечко в тамошней гильдии, там же найму счетоводов, они - парни смекалистые и исполнительные, я таких люблю.

--Хм, прекрасно,-- деловито заявил Третий, ничуть не смутившись странностью заявления. Будь завтра днем здесь же, и я найду применение твоему таланту. Плачу хорошо, но начальник я строгий.

Проиграл Махаону и Третий. Как и указал Автолик, он выбросил камень.

Еще с парой дюжин гостей сыграл Махаон, и только двоим проиграл. Стал он тогда внимательнее наблюдать за Автоликом: тот, в разговоре с новыми людьми, задавал одни и те же вопросы, и постоянно рисовал тростниковой палочкой под своими ногами, то круг, то треугольник, зигзаг, прямоугольник, квадрат.

Наконец, хозяин сам подсел к Автолику, и спросил:

--В чем секрет твоей прозоливости, уважаемый?

--Почти все люди считают, что диалог, это череда вопросов и ответов, но самое интересное скрывается между высказанным,-- начал объяснять гость,-- Во первых, я задаю собеседнику глупый вопрос. Неважно что мне на него он ответит, важно лишь как именно он это сделает. Во вторых, я отвечаю на вопрос, который никто и не собирался мне задавать, чтобы озадачить человека странностью беседы, и вывести его из равновесия. Потом, я говорю заведомо неверную вещь, чтобы услышать его возражения. И снова, неважно, что он мне скажет, главное, что из его ответа можно понять, насколько упорядоченно он мыслит, как расставляет преоритеты. Треугольник - фигура лидера, непоколебимо стоящая на линии в плоском мире, точно пирамида в обьемном, и устремленная ввысь. Круг - совершенная и обтекаемая фигура, любимая общительными людьми. Зигзаг - напоминает своею формой сложности творческого пути. Квадрат - устойчив, как ни крути, его любят люди, которые превыше всего чтут порядок. Прямоугольник, нравится неуверенным в себе людям. Далее все просто. Я попросил тебя играть со всеми лишь однажды, ибо только тогда является их истинная суть. Квадрат и треугольник, своей основательностью и незыблемостью можно отнести к камню в твоей игре. Круг и зигзаг - от них веет сложностью и пластичностью, точно от ножниц. Прямоугольник- это пергамент, правда те, кто не уверен в себе, частенько обладают стремлением к власти, потому к пергаменту можно отнести и треугольник, что там главенствует, помогут разобраться не один вопрос, а несколько.

--Эк намудрил!-- восхищенно воскликнул Махаон,--но почему, все таки были редкие ошибки?

--Как ни стараться привести суть человеческого мышления к геометрической простоте, идеального результата не будет, ибо человек сложен, и к тем, в ком я ошибся, не мешало бы присмотреться получше. такие люди таят в себе много сюрпризов.

Махаон, с великим удовольствием проговорил с Автоликом до познего вечера, ему было невероятно приятно общаться с этим необычным и сведузим во многих премудростях человекрм. Когда хозяин стал прощаться с ним, закрывая заведение, то пригласил его наведаться в таверну и на следующий день.

Автолик, поблагодарил хозяина, ответил, что обдумает его приглашение, и пошел своею дорогой.

Глядя вслед уходящему гостю, Махаон заметил на его икроножной мышце, клеймом выжженный тетраксис - сакральный символ пифагорейцев. Хозяину таверны стало не по себе от увиденного, и до следующего утра он много размышлял над тем, а правильно ли он поступил, пригласив Автолика снова. Но, ни на следующий день, ни в какие другие, пифагореец не вернулся.

Читайте также:

Пожалуйста, не занимайтесь самолечением!
При симпотмах заболевания - обратитесь к врачу.