Интрапсихический невротический конфликт это

- Психоаналитическая традиция обогатила психологию конфликта уникальными описаниями и клиническим опытом изучения тонких взаимосвязей между внутренним миром личности и ее существованием в реальности отношений.

Конфликты — часть внутренней жизни индивида, их возникновение естественно сопутствует его развитию.

· Таким образом, конфликтность присуща человеку перманентно.

· Более того, в основе всех последующих конфликтов лежат интрапсихические причины – то есть конфликты человеческой души.

· Причинами этого неизживаемого конфликта души видится следующее:

2. К внутренним конфликтам приводит отказ от своих желаний из–за норм общества => патогенный конфликт между сознанием и совестью.

То есть, получается, что поведение человека детерминировано скорее его собственными внутренними особенностями, нежели внешней ситуацией:

Карен Хорни: Человек невротического склада действует сразу в двух несовместимых направлениях.

Эрик Эриксон: каждый личный и социальный кризис представляет собой своего рода вызов, приводящий индивидуума к личностному росту и преодолению жизненных препятствий.

Интрапсихическая интерпретация Конфликта:

Увеличение фрустрационной напряженности в случае несоответствия потребностейресурсам индивидуума и особенностям микросоциального взаимодействия, повышения требований, предъявляемых к адаптационным механизмам, в значительной мере обусловлено возрастанием вероятности рассогласования в системе потребностей. Возникновение в указанной системе сравнимых по силе, но противоположных по направленности потребностей делает невозможным устранение, поскольку независимо от выбора стратегии этого поведения одна из конкурирующих потребностей неизбежно блокируется.

Такой тип фрустрации представляет собой интрапсихический конфликт.

1. Конфликт типа желаемое—желаемое (аппетенция—аппетенция) имеет место в том случае, если индивидуум должен выбирать одну из двух равно желаемых возможностей. Субъект при этом испытывает одинаково выраженную потребность реализовать обе возможные линии поведения. Хотя обе они оцениваются как желаемые, необходимость пожертвовать одной из них обусловливает фрустрирующий характер ситуации.

2. Конфликт типа нежелаемое—нежелаемое (аверсия —аверсия) связан с необходимостью выбора между двумя равно нежелательными возможностями. При этом имеются конкурирующие потребности избежать каждой из альтернатив, одна из которых неизбежно фрустрируется.

3. Конфликт желаемое—нежелаемое (аппетенция — аверсия) обычно описывается как стремление индивидуума к какой-либо цели, от достижения которой его удерживает страх или иной отрицательный стимул, ассоциирующийся с желаемой целью или ее окружением, т. е. как конкуренция между равно выраженными потребностями достичь цели и избежать связанного с ней же отрицательного стимула.

2. Ситуационные подходы:

Оппозицией понимания конфликтов как явления интрапсихического происхождения – внутреннего - стал перенос акцента на внешние причины их возникновения.

В рамках ситуационных подходов выполнено огромное число экспериментальных исследований, в которых изучались различные аспекты поведения участников конфликтов в их зависимости от бесконечно варьировавшихся внешних ситуации.

Ситуационные подходы в изучении конфликта представлены, прежде всего, бихевиористской традицией.

Как известно, бихевиоризм находит принципиально невозможным исследование каких бы то ни было факторов психической жизни человека, поскольку исходил из того, что научный статус психология может обрести только при наличии такого предмета своего изучения, который поддается объективному описанию. В качестве такого предмета бихевиористы рассматривали поведение.

Следовательно, если речь идет о конфликтном поведении или взаимодействии, то источники его происхождения можно обнаружить, прежде всего, проанализировав ситуации – внешнюю ситуацию.

Увеличение фрустрационной напряженности в случае реорганизации комплекса потребностей, изменения их соответствия совокупным ресурсам индивидуума и особенностям микросоциального взаимодействия, повышения требований, предъявляемых к адаптационным механизмам, в значительной мере обусловлено возрастанием вероятности рассогласования в системе потребностей. Возникновение в указанной системе сравнимых по силе, но противоположных по направленности потребностей делает невозможным устранение фрустрации в процессе мотивированного поведения, поскольку независимо от выбора стратегии этого поведения одна из конкурирующих потребностей неизбежно блокируется. Такой тип фрустрации представляет собой интрапсихический конфликт. Характерные для интрапсихического конфликта несовместимость и столкновение противоречивых отношений личности [Мясищев, 1960] неизбежно затрудняют построение целостного интегрированного поведения, способствуют повышению фрустрационной напряженности и увеличению риска нарушений психической адаптации.

Значение интрапсихического конфликта как фактора организации эмоционального стресса и его влияние на эффективность адаптационного процесса в современных условиях еще более возрастают в связи с двумя типичными для них обстоятельствами: с одной стороны, повышением возможности устранения физических препятствий на пути удовлетворения потребностей и совокупных ресурсов индивидуума, обеспечивающих их удовлетворение, с другой — усложнением системы внешних и интериоризованных норм, регламентирующих поведение субъекта, а также усилением диверсификации потребностей, увеличивающей вероятность их рассогласования. В таких условиях интрапсихический конфликт можно рассматривать как основную форму фрустрирующей ситуации. Он служит существенной предпосылкой выраженных нарушений различных аспектов психической адаптации.

С ситуацией конфликта, в которой человек не может удовлетворить жизненно необходимые биологические или социальные потребности или в течение длительного времени испытывает затруднения в их удовлетворении, соотносятся эмоциональный стресс и обусловленные им изменения вегетативно-гуморального регулирования, опосредующие возникновение церебровисцеральных расстройств [Судаков, 1981], которые можно считать клинически выраженными нарушениями психофизиологического аспекта адаптации. С ситуацией конфликта связывают и генез невротических состояний [Карвасарский, 1980], которые в соответствии с адаптационным подходом представляют собой клинически выраженные нарушения собственно психической адаптации.

Вероятность интрапсихического конфликта и его значение для эффективности психической адаптации в существенной мере связаны со сбалансированностью системы человек—среда и в свою очередь оказывают влияние на эту сбалансированность. Возможность нарушения психической адаптации в результате интрапсихического конфликта тем больше, чем выше значимость для индивидуума конкурирующих потребностей и чем меньше его способность к построению иерархии потребностей, позволяющей выделить наиболее важные и первоочередные, удовлетворение которых может достигаться даже за счет отказа от конкурирующих потребностей или за счет отнесения удовлетворения последних на более поздний период. В новой, необычной ситуации тенденция к возникновению интрапсихического конфликта возрастает в существенной мере из-за того, что в этих условиях повышается мотивационное напряжение, а характер потребностей и сложившаяся их иерархия могут в значительной степени изменяться.

Повышение вероятности возникновения интрапсихических конфликтов при выраженных изменениях в системе человек-среда связано не только с мотивационными, но и с информационными процессами. В необычной среде важное значение приобретают когнитивная (познавательная, связанная с анализом и сопоставлением информации) оценка ситуации и реакция индивидуума па эту оценку. Установление роли когнитивных элементов в развитии стресса позволило утверждать, что истинный медиатор общего адаптационного синдрома по своей природе когнитивен [Lazarus, 1975; Mason, 1975]. Несоответствие между когнитивными элементами (когнитивный диссонанс [Festinger, 1957]) влечет за собой возрастание напряженности тем большее, чем более значимо для индивидуума это несоответствие.

То обстоятельство, что в новых условиях ситуация может включать элементы, которые в свете предшествующего опыта оцениваются как несовместимые, в существенной мере сказывается и на представлениях о совместимости или рассогласовании тех или иных потребностей. При этом имеет значение, что выбор линии поведения, также основанный на предшествующем опыте, нередко не приводит к ожидаемым результатам, не обеспечивает удовлетворения потребностей, которые представлялись хорошо согласованными и между собой, и с выбранной линией поведения. Этот диссонанс между прогнозируемым и реальным результатами — дополнительная причина интрапсихического конфликта и еще один источник эмоционального стресса. Все это многообразие интрапсихических конфликтов по их формальной структуре было сведено к четырем основным типам [Lewin, 1931; Miller, 1944].

3. Конфликт желаемое—нежелаемое (аппетенция — аверсия) обычно описывается как стремление индивидуума к какой-либо цели, от достижения которой его удерживает страх или иной отрицательный стимул, ассоциирующийся с желаемой целью или ее окружением [Cofer, Appley, 1972], т. е. как конкуренция между равно выраженными потребностями достичь цели и избежать связанного с ней же отрицательного стимула.

Однако длительное изучение конфликта аппетенция —аверсия у лиц, находящихся в однотипной фрустрирующей ситуации, позволяет нам считать, что его можно представить (по крайней мере в подавляющем большинстве случаев) как конфликт между путем и результатом. При таком подходе выделяются два варианта этого типа конфликта. При первом конфликт определяется необходимостью выбора между потребностью достичь какого-то результата ценой нежелательных переживаний и потребностью избежать этих переживаний, которая удовлетворяется только ценой отказа от результата. Поскольку в этом случае нежелаемое предшествует желаемому, такой вариант конфликта — нежелательный путь к желаемому результату — можно обозначить как конфликт аверсия — аппетенция. При втором варианте потребность реализуется непосредственно благодаря определенной форме поведения, а нежелаемыми являются отрицательные последствия, представляющие собой предвидимый (хотя и отдаленный) результат этой формы поведения. Такой вариант конфликта можно обозначить как желаемый путь к нежелаемому результату, как конфликт аппетенция — аверсия. Выделение этих двух разновидностей целесообразно также из-за различия временных параметров, сказывающегося на организации поведения. В нервом случае достижение цели предполагает преодоление уже существующей аверсии ради отставленного удовлетворения; адаптивное поведение при этом включает в себя интенсификацию активности индивидуума, оправдываемую предвидимым результатом. Во втором случае возможность немедленного удовлетворения конкурирует с потребностью избежать будущей аверсии, и в такой ситуации в системе адаптивного поведения, учитывающего отдаленные последствия, активность, приводящая к немедленному удовлетворению, будет блокироваться. Таким образом, сохранение эффективности психической адаптации при рассмотренных вариантах конфликта (аверсия —аппетенция и аппетенция —аверсия) предъявляет различные требования к организации адаптивного поведения.

4. Двойной конфликт возникает при одновременном существовании двух тенденций: влечения и избегания. В этом случае возможна ситуация, когда выраженность обеих тенденций применительно к конкретной цели является равнодействующей независимых тенденций [Miller, 1944]. Если применить к двойному конфликту использованное нами понятие о конфликте между путем и результатом, то можно полагать, что для двойного конфликта характерна ситуация, при которой одна из возможных линий поведения представляет собой желаемый путь к нежелаемому результату, а другая — нежелаемый путь к желаемому результату. В итоге обе линии поведения можно оценивать либо как в равной мере привлекательные (при этом двойной конфликт будет выглядеть как конфликт аппетенция—аппетенция), либо как одинаково неблагоприятные (и тогда двойной конфликт имитирует конфликт аверсия — аверсия).

Сопоставление влияния рассмотренных типов интрапсихического конфликта на уровень фрустрационной напряженности и эффективность психической адаптации можно провести на уже использованной миграционной модели. Выбор ее позволяет сравнить роль интрапсихического конфликта при однотипных изменениях системы человек—среда (вызванных перемещением в необычные условия нового региона) и при однотипном содержании конфликта, который в наиболее общей форме обусловлен одновременным существованием потребности продолжать деятельность в условиях нового региона и покинуть этот регион. При этом тип конфликта будет зависеть от факторов, лежащих в основе миграционного поведения (экспульсивных и аттрактивных — push and pull [Kosinski, Prothero, 1975]), от соответствия потребностям индивидуума условий, в которых протекает его деятельность в изменившейся среде, и от результатов этой деятельности.

Для этой группы характерен конфликт аппетенция —аппетенция. Поскольку при таком типе конфликта напряженность адаптивных механизмов определяется только самой ситуацией выбора (при любом варианте субъект исключает вероятность неблагоприятного развития событий), можно ожидать, что риск нарушения психической адаптации будет меньше, чем при тех вариантах конфликта, где неблагоприятное развитие событий не исключается и после выбора линии поведения. Полученные данные подтвердили правомерность этой гипотезы (табл. 15).

Таблица 15.

Зависимость между преимущественным типом конфликта, напряженностью неудовлетворенных потребностей, эффективностью психической адаптации и факторами, вызывающими фрустрационную напряженность

Во второй группе показаны связь миграции с экспульсивными факторами и продолжение их действия в новом регионе. К числу экспульсивных факторов, вызвавших миграцию, относили нарушение микросоциального взаимодействия (конфликты на работе, в семье, со значимыми лицами в сфере неформального общения), более или менее тяжелые последствия этих конфликтов (увольнение с работы, распад семьи), неудовлетворенность своим статусом и ролью, несоответствие представления о себе и сложившейся ситуации (зачастую в связи с расхождением между возможностями и уровнем притязаний). Перечисленные ситуации обусловливались преимущественно личностными особенностями, неадекватностью установок и отношений, несбалансированностью комплекса потребностей. Перемещение в новый регион, условия которого предъявляли повышенные требования к адаптивным механизмам индивидуума, не прекращало (или даже усиливало) действие экспульсивных факторов. Для этой группы характерен конфликт аверсия—аверсия, когда необходимо сделать выбор между продолжением деятельности в новом регионе, несмотря на то что ни условия этой деятельности, ни результаты ее не представлялись удовлетворяющими, и новой миграцией, которая была в равной мере нежелательной. Такой тип конфликта в наибольшей степени нарушает психическую адаптацию, поскольку при любом варианте выбора субъект вынужден реализовать нежелаемую линию поведения.

В третьей группе, наиболее многочисленной, миграция была следствием влияния аттрактивных факторов (в частности, высокого уровня материального стимулирования), тогда как в новом регионе начинало сказываться действие экспульсивных (трудности при включении в новую среду, при построении межличностных отношений, при перестройке сложившихся стереотипов поведения, несоответствие условий сформировавшемуся комплексу потребностей, разрыв симбиотических связей). В этом случае имеет место конфликт аверсия — аппетенция, поскольку желаемый результат достигается в существенной степени ценой нежелаемых переживаний. Интенсивность интрапсихического конфликта этого типа может усиливаться при одновременном возрастании и аттрактивности результата, и отрицательных переживаний, связанных с его достижением. Такая ситуация, в частности, обусловливается сложившейся практикой стимулирования длительности пребывания в новом регионе системой льгот, что побуждает продолжать деятельность в новых условиях, тогда как отрицательные переживания, роль которых усиливается по мере адаптационного утомления, увеличивают потребность покинуть регион. В этой связи высокий уровень стимулирования, как показывают экспериментальные исследования и результаты изучения психической адаптации, не снижает чувствительности к неудовлетворяющим субъекта условиям и характеру деятельности, а обостряет ее. При этом повышение эффективности психической адаптации зависит от ослабления интрапсихического конфликта за счет уменьшения интенсивности экспульсивных факторов даже ценой угнетения аттрактивных. Уровень фрустрационной напряженности и частота нарушений психической адаптации при рассматриваемом типе конфликта были значимо выше, чем при конфликте аппетенция —аппетенция, но значимо меньше, чем при конфликте аверсия —аверсия.

Относительно редко выявляющийся двойной конфликт (четвертая группа) имел место, в частности, тогда, когда в период, предшествующий миграции, положительное отношение к окружению и характеру деятельности сочеталось с неудовлетворенностью ее результатами; в новой же среде отношение к достигаемому становилось положительным, а к условиям, в которых протекает деятельность, — отрицательным. Еще реже двойной конфликт отмечали тогда, когда в обоих случаях отношение к результатам деятельности было положительным, а оценка условий,

в которых она осуществлялась, — отрицательной. Этот конфликт, таким образом, был характерен для лиц, миграция которых в равной степени связывалась с аттрактивными и экспульсивными факторами, причем обе группы факторов продолжали действовать и после смены региона. Частота нарушений психической адаптации и уровень фрустрационной напряженности в этом контингенте были меньше, чем при конфликте аверсия —аверсия, и практически совпадали с таковой в группе, для которой характерен был конфликт аверсия —аппетенция.

Часть 1. Нарциссическая потребность

Термин конфликт происходит от латинского conflictus – столкнувшийся. Внутрипсихический конфликт с точки зрения психоанализа – это не просто противоречие мотивов, не позволяющее сделать выбор, а сложная неосознаваемая полностью система противоречивых психических сил, задействованная желаниями и потребностями, которая формирует вокруг себя комплекс, влияет на чувства и поступки, порой, даже в продолжение всей жизни, и может вызывать невроз.

Концепцию внутрипсихического конфликта начал разрабатывать Зигмунд Фрейд, многие психоаналитики возвращались к этой теме, но наиболее полное описание структуры внутрипсихического конфликта с точки зрения классического психоанализа дал, пожалуй, только Чарльз Бреннер в своей статье Роль психического конфликта в душевной жизни (которую можно почитать на этом сайте). В этом цикле статей будет кратко изложена концепция Чарльза Бреннера, дополненная точкой зрения современного психоанализа, а также будут показаны необходимые условия развития ребенка, чтобы внутрипсихический эдипальный конфликт не стал невротическим.

Инстинктивный импульс – первый элемент конфликта

Основная концепция классического психоанализа основывается на идее, что существуют инстинкты (драйвы), данные нам от рождения, которые управляют нашим поведением. Среди прочих инстинктов, классический психоанализ уделяет основное внимание сексуальному инстинкту, названному Фрейдом либидо. Соответственно, обычным желанием такого рода в эдиповом периоде [3-5 лет] является желание видеть в одном из родителей мужа или жену и избавиться от другого как от соперника (Ч. Бреннер). Такое проявление Эдипова комплекса было названо классическим.

Надо подчеркнуть, что классический Эдипов комплекс не возникает вдруг, а формируется на месте более раннего конфликта, заключающегося в том, что отец является нежелательным пришельцем, мешающим слиянию матери с младенцем (Вейкко Тэхкэ назвал такие отношения между матерью и грудным ребенком идеальной диадой).

Фрейд считал, что влечение младенца к матери носит сексуальный характер, и мы можем почерпнуть косвенное доказательство этому в "магическом" влечении мужчин (и гомосексуальных женщин) к груди женщины. Но, даже основываясь на этой сексуальной точки зрения, все же, Фрейд пришел к выводу, что мать для младенца становится большим, чем просто объектом сексуального удовлетворения:

Иначе говоря, младенец, завися от груди физически для удовлетворения потребности в питании (и, может быть, для удовлетворения сексуального влечения), начинает зависеть от груди психически – грудь его первый друг и весь его мир. Младенец плохо видит, поэтому сначала обнаруживает грудь, а не мать. Психически он тоже еще не может объять то, что не может обнять. В результате отношений с грудью, младенец начинает формировать взаимоотношения с матерью. Если младенец вскармливается с помощью бутылочки: в благоприятном случае, он также привязывается к рукам матери и ее телу, а в неблагоприятном, если мать не позволяет ему контактировать с ее телом, – мир вокруг него оказывается резиновым и стеклянным (см. Госпитализм). Ведь нельзя построить взаимоотношения с соской.

Постепенно младенец обнаруживает и саму мать как источник удовольствия, спокойствия и комфорта – мать становится для него средством физического и психического существования и, как следствие, объектом любви – образцовым примером анаклитического объектного выбора (как выразился Фрейд). Младенец любит свою мать так, как это возможно для его незрелой психики – конечно, это любовь эгоистична и эгоцентрична.

Когда психика младенца развивается настолько, что он способен отличать мать от не-мать, вторжение отца вызывает у него неудовольствие – если, конечно, отец не смог подружиться с младенцем. Но, как правило, у мужчин младенцы не взывают особого интереса (если не вызывают раздражения). В этом случае отец оказывается нежеланным пришельцем.

Кажется, что младенец может находиться только в диадных отношениях с матерью. Ведь только у матери формируется с младенцем тесная связь, обусловленная самой природой, а именно, благодаря массированной выработке гормона окситоцина (но, к сожалению, это не является гарантией близких отношений матери с младенцем). Грудной ребенок тесно привязывается к матери и "видит" ее продолжением себя, частью себя, не отделяя мать от себя – это нормальный этап развития младенца, названный Маргарет Малер симбиозом. В первые месяцы жизни ребенка мать тоже бессознательно рассматривает его как часть себя – это необходимое условие для нормального развития младенца. Но нередко мать и дальше видит ребенка только как свою часть – это подтверждает радикальную идею Фрейда, что для женщины ребенок является только компенсацией недостающего пениса (см. Эдипов комплекс у девочек по Фрейду).

А для отца, лишенного такого нейрогуморального механизма, ребенок, нередко, также оказывается пришельцем, забравшим все внимание его жены – именно поэтому большинство разводов приходится на первый год после рождения ребенка (поэтому законодатели в России были вынуждены запретить разводы по инициативе мужа на первом году жизни ребенка). Иногда требуются годы, чтобы отец полюбил своего ребенка, даже если он был желанным и планируемым. Но именно сильная привязанность матери к ребенку может сделать ее чрезмерно ревнивой, и это оказывается препятствием для формирования у отца близких взаимоотношений с ребенком.

Психически здоровый младенец очень охотно общается с окружающими людьми, если те относятся к нему доброжелательно. А психическое здоровье младенца зависит именно от того, насколько окружающие относятся к нему доброжелательно и понимают его потребности и особенности взаимодействия. Поэтому ранний Эдипов комплекс, заключающийся в фиксации на матери, возникает именно в том случае, если у младенца нет достойной альтернативы матери. Младенец открыт миру – если мир открыт младенцу. Конечно, прежде всего, определяющим является то, насколько мать изначально была настроена благожелательно к младенцу и могла выполнять свои обязанности, и показать ему, что мир безопасен (см. об этом подробнее Травма рождения, Базальная тревога, Депривация и следующие статьи).

Классический Эдипов комплекс по мнению Фрейда основывается на желании ребенка безраздельно обладать родителем противоположного пола в случае позитивного Эдипова комплекса или родителем того же пола в случае негативного Эдипова комплекса. Такое желание является дериватом (производным) инстинктивного сексуального импульса, которое также порождает ревностную ненависть к родителю-сопернику, которая коренится в садистической фазе либидо (см. примечание к Вытеснению).

Таким образом, с точки зрения классического психоанализа получается, что сексуальный инстинктивный импульс порождает влечение к одному родителю, а агрессивный инстинктивный импульс – ненависть к другому родителю. То есть дело даже не в ревности, а в комбинации двух инстинктов. Эта концепция получила особенно широкое развитие в психоанализе после постулирования Фрейдом инстинкта смерти, которым стала объясняться любая агрессивность (особенно в кляйнианском психоанализе).

Исходя из этого подхода, получалось, что реальное поведение родителей не имеет большого значения для формирования переживаний ребенка – для обоснования этого взгляда Фрейд постулировал концепцию прафантазий. С этой точки зрения все основные переживания ребенка обусловлены филогенетически – наследуются поколением за поколением с доисторических времен:

При этом основная сексуализированная концепция классического психоанализа строится вокруг идеи первичной сцены, под которой понимают половой акт родителей. Наблюдению за половым актом родителей изначально Фрейд придавал первостепенное значение как реальному травмирующему воздействию на ребенка. Он считал, что, с одной стороны, это вызывает у ребенка запредельное для его психики возбуждение, а, с другой стороны, порождает впечатление, что отец проявляет агрессивные и насильственные действия в адрес матери.

Еще до того, как были придуманы прафантазии, в книге “Об истории одного детского невроза”, получившей наименование случай Человека-волка, Фрейд рассуждает о значении первичной сцены в формировании невроза. Пациенту Фрейда, описанному в этой книге, в эдипальном возрасте (около 4-х лет) приснился очень реалистичный сон, как окно в спальню внезапно распахнулось и на ветвях растущего рядом орехового дерева сидели на задних лапах 6-7 волков. Фрейд приходит к выводу (между прочим, совершенно голословно, используя только свои собственные ассоциации, а не ассоциации пациента), что эти волки символизируют половой акт родителей в позе сзади (по-собачьи). Фрейд много размышляет в этой книге, видел ли пациент в самом деле половой акт родителей или это была только его фантазия.

Современный классик психоанализа Андре Грин в своей фундаментальной работе “Мертвая мать” утверждает:

Это, пожалуй, самое важное открытие психоанализа за последние 100 лет. Такой взгляд вводит новый подход в понимание Эдипова комплекса – ребенок ревностно реагирует не на одного из родителей, а на свою исключенность из отношений между родителями. И половой акт родителей, конечно, является абсолютным примером полной исключенности ребенка из отношений – но это далеко не единственная ситуация, когда родители что-то делают без ребенка.

Триангуляция

Гармоничной триангуляцией можно считать, когда мать может общаться с ребенком без отца, отец может общаться с ребенком без матери, и родители могут общаться без ребенка, и все вместе – втроем. Если все эти конфигурации ни у кого в этом треугольнике не вызывают сильной ревности – значит триангуляция оказывается успешной. А успешной она оказывается, если в треугольнике не возникает устойчивых диад, когда двое дружат против третьего (чаще такими диадами бывают мать-ребенок и отец-мать).

В современном психоанализе, при исследовании переживаний ребенка, делается акцент не только на эдипальных составляющих, когда ребенок хочет исключить из диадных отношений второго родителя, который оказывается лишним, но и на триангулярных взаимодействиях – когда ребенок чувствует себя лишним. При этом фокус внимания смещается с филогенетических прафантазий на переживание ребенком чувства исключенности из отношений родителей. Ревность рассматривается как естественная реакция на исключенность из отношений, которая неизменно произрастает в любом любовном треугольнике, не являясь дериватом агрессивного инстинкта или инстинкта смерти, как считалось ранее в классическом психоанализе (и как, до сих пор, считают современные кляйнианские психоаналитики).

Говоря иначе: не сексуальный инстинкт ребенка и не ревностная злобность порождает у него Эдипов комплекс, а неизбежность формирования парных взаимодействий внутри триангулярных отношений, из которых ребенок исключен. Причинами пренебрежительного отношения родителей к ребенку может служить и отсутствие их эмпатии, и возрождение эдипальных травм самих родителей. В конце концов, родители могут просто устать даже от психически здорового ребенка, который для взрослого человека нередко оказывается чрезмерно активным. И особенно родители устают от не вполне психически здорового ребенка, который гиперактивен и истеричен. Надо всегда помнить, что родителем быть тяжело, поэтому родитель должен общаться с ребенком ровно столько, сколько он его выдерживает. В помощь обязательно следует привлекать бабушек, тёть и нянь (убедившись предварительно, что они способны общаться с ребенком должным образом).

На самом деле, нормальный ребенок больше всего хочет, чтобы и мама, и папа были рядом, и уделяли внимание только ему, а вовсе не исключить из взаимоотношений третьего. Успешность триангуляции зависит оттого, насколько родители понимают эту повышенную потребность ребенка быть в центре внимания, в соответствии с его возрастными особенностями. Но это не значит, что нужно удовлетворять все желания ребенка, например, систематически спать втроем. Диалектика воспитания состоит не только в удовлетворении всех потребностей ребенка, но и в фрустрировании многих его желаний, иначе ребенок вырастет психопатом, неспособным выдерживать любые запреты и уважать границы других людей (см. Воспитание).

Способность находиться в триангулярных отношениях очень важна для взрослой жизни. Триангулярные отношения существуют повсюду. Так, например, Ваш друг общается не только с Вами, но и с другим своим другом и со своей девушкой – и если это будет вызывать невыносимую ревность, Вы не сможете дружить. Ваш начальник имеет отношения не только с Вами, но и с другими сотрудниками Вашего отдела, и если это будет вызывать невыносимую ревность – Вам будет очень тяжело работать в коллективе. Между прочим, дети, выросшие в семье матерей-одиночек, хуже адаптируются в рабочем коллективе, где всегда присутствует начальник-отец – образ эдипальной фигуры. И, конечно, рождение собственного ребенка не должно ввергать семью в ревностную конкуренцию.

Выводы

Первым элементом эдипова конфликта является не только и не столько инстинктивный либидозный (сексуальный) инстинктивный импульс, как считалось в классическом психоанализе, сколько нарциссическая потребность ребенка быть в центре внимания и получать любовь и внимание обоих родителей для себя.

Многими школами современного психоанализа введение понятия агрессивного инстинкта или инстинкта смерти видится излишним. Агрессивность человека является составляющей инстинкта самосохранения. Маленький ребенок реагирует агрессией на агрессивные факторы окружающей среды (см. Травма рождения), для отстаивания своих личностных прав, так как они ему видятся (см. Агрессия и аутоагрессия), и в других случаях, когда испытывает дискомфорт. Агрессивные реакции маленького ребенка могут казаться гипертрофированными и неадекватными, но это обусловлено незрелостью психики маленького ребенка, и требует от родителей эмпатии и толерантности. В целом, агрессия ребенка является проявлением его психического здоровья, в то время как ее полное отсутствие свидетельствует о серьезных нарушениях личности (см. Тихие дети). Чрезмерная агрессивность ребенка также свидетельствует о личностных нарушениях и является следствием триангулярных перекосов и огрехов воспитания.

Читайте также: