Кофе только офицерам от кофе нервы приказ генерала

— А зачем вам столько галаперидола?
— Я его натурально съем, и меня повезут в дурдом.
— Ну а зачем?
— Не плющит меня в солдаты идти.

Сложный был год. Налоги, катастрофы, проституция, бандитизм и недобор в армию. С последним мириться было нельзя. И тогда за дело принялся знающий человек, наш военком. Он собрал всех тунеядцев, дураков и калек в районе, даже глухих определил в погранотряд “Альпийские тетерева”.

Не ты выбираешь присягу, а присяга выбирает тебя.

Жизнь без армии — это все равно, что любовь в резинке. Движение есть, прогресса нет.

В человеке все должно быть прекрасно: погоны, кокарда, исподнее.

Природа не храм. И уж тем более не мастерская. Природа — тир. И огонь в нем надо вести на поражение.

Военный — это не профессия. Это половая ориентация.

Понимаешь, чебурашка, у которого нет друзей, я галоперидола скушал, а меня в армию тянет все больше и больше…

В монастырях не давали курить, в тюрьмах — пить, оставалась армия. Армия — прекрасная страна свободы и от мира, и от себя.

Меня зовут Себастьян Перейро, торговец черным деревом. Шутка.

Пошлите меня в горячую точку снайпером, я очень усидчивый.

У нас в столовой хорошее оливье давали много. Однажды я даже в обморок упал. Накушался.

— Мадемуазель, вы прекрасны.
— Как Эдита Пьеха?

— Можно я вас мягко потрогаю за талию?
— Но талия гораздо выше.
— Но разве это может стать препятствием для наших чувств?

Зовите меня просто Элвис Пресли, поэт-песенник.

Армии солдаты нужны, в армии без солдат абсурд и коррупция.

Прапор выпил и опал, как озимые.

Мальчики, не желаете продажной любви?

Елки-палки, военный, тебя в спешке делали, и вся твоя жизнь — пропаганда безопасного секса.

А если ногу оторвет, в собесе протез дадут, попугая и черную метку.

Без свадьбы только мухи женятся.

— Это вам не это.
— Понятно.

Тому, кто это придумал, надо в голову гвоздь забить.

Армия не просто доброе слово, а очень быстрое дело.

Пока противник рисует карты наступления, мы меняем свои ландшафты, причем вручную.

Не хотел бы я с тобой на необитаемом острове в голодный год очутиться.

— Дайте меню!
— Я сам меню.

Кофе только офицерам. От кофе нервы.

— Тетя, а “Наука и жизнь” есть?
— Наука есть, а жизни нет.

Я здесь. Я там. Я всегда.

И помните: для хороших людей армия — родная мать, а для плохих — теща.

Мы с тобой в подтяжке от Версаче домой приедем.

— Когда нам кушать дадут?
— Никогда, дух. Это армия.

— Видишь суслика?
— Нет.
— И я не вижу. А он есть.

Я собак жрать не буду. Я собак живых люблю.

Бывайте, ихтиандры хуевы!

Такая вот армейская драма. Шекспир и племянники.

Свиненок твой мутантом оказался: глаз мне подбил и кортик отобрал.

Русский солдат никогда не сдается: один хрен ему терять нечего. Это и есть наша главная военная тайна.

• Все (259)

• Все (51)

Цитаты из ДМБ

* Жизнь без армии — это всё равно, что любовь в резинке: движение есть, прогресса нет.

* Теперь думай, как первым поездом в войска укатить — иначе закроют, как жирафу в клетке.

* В человеке всё должно быть прекрасно: погоны, кокарда, исподнее. Иначе это не человек, а… млекопитающее.

* Ну, надо звать дядю Витю из Ерденьева. Он зоотехник, он знает, как в армию не ходить.

* Зинаида — к маме с чемоданами! А Вы, молодой человек, наденьте брюки и зайдите ко мне с зачёткой, а потом в армию, год у вас подходящий.

* Есть разные люди: одни Родину от врага защищают, другие жен своих педагогов за сиськи по институтам таскают. И те, и другие могут быть солдатами, только первые уже солдаты, а вторые — ещё нет.

* — Пациент, а зачем вам столько галоперидола?
— Не плющит меня в армию идти. Я его, натурально, съем — и меня повезут в дурдом.

* Природа не храм, и уж тем более не мастерская. Природа — тир, и огонь в нём надо вести на поражение.

* Нет, военный — это не профессия. Это половая ориентация…

* — Не искушай, Горыныч, без нужды. Мы с Чебурашкой-Который-Ищет-Друзей, хотим служить в артиллерии!
— Нет препятствий патриотам!

* — Надо ему указательный палец отнять. Без указательного пальца в солдаты не берут, потому как стрелять нечем. Предлагаю циркулярку. Но если на дому, то и кусачками можно.
— Как же я без указательного пальца, дядь Вить, жениться-то буду?
— Чё ты с женой указательным пальцем делать будешь?
— Ну, я точно не знаю, я человек ещё молодой…

* Сынок, будь мужчиной, как твой пропавший без вести отец.

* — Что, солдат, ссымся?!
— Так точно, ссусь!
— Ну это, солдат, не беда! Такая сегодня экологическая обстановка. Все ссутся… Я ссусь… И даже главком в штабе, бывает… пысается, — но по ситуации! Что ж нам, из-за этого последний долг Родине не отдавать? Твой позорный недуг мы в подвиг определим: пошлём тебя в десантные войска — там ты ещё и сраться начнёшь…

* Да, жизнь — это колода карт. Мне было душно от мира. Мир ко мне симпатий тоже не испытывал. Надо было сделать выбор. В монастырях не давали курить, в тюрьмах — пить, оставалась армия. Армия — прекрасная страна свободы… и от мира, и от себя.

* …а сам, соответственно, употребил допинг.

* Сложный был год. Налоги, катастрофы, проституция, бандитизм и недобор в армию. С последним мириться было нельзя и за дело принялся знающий человек: наш военком. Он собрал всех дураков, тунеядцев и калек, даже глухих определил в погранотряд "Альпийские тетерева". Столько лет прошло, а они все чудят!

* Нет, Марина, к Баринову на день рождения не ходи, и к Толяну не ходи, а к тёте Вере ходи.

* У меня сеструха рожает, от завцеха.

* Дежурный придёт, там разберемся.

* Мужики, где здесь берут в морские котики, а то к стройбату у меня нет никакого настроения. С детства не выношу бесплатного физического труда.

* А вы бутылку разбейте, и стекла нажритесь. Верное дело.

* Я лично еду в армию нахаляву здоровья и знаний набираться.

* Ишь, как тебя торкнуло!

* Не рви, дед, глотку, угости лучше.

* Молчать! У меня ваш маршал под Кёнигсбергом сортиры чистил, когда я тараном эсминец брал за чакушку!

* Даёшь Беломорканал! За родину! За победу! Хлебай, внучки, ханку!

* Лютый дед! Таким дедам надо памятники чугунные на вокзалах ставить…

* — Какой хитрый человек!
— Чего спрашивал-то?
— Я не понял…

* Вами весь пункт провонял!

* - Пошлите меня куда-нибудь в горячую точку. Снайпером. Я очень усидчивый.
- Что-такое мы вам и прописали.

* Максуд, как я восхищаюсь твоим умом и мужеством! Ты не человек, а газонокосилка. К тебе доллары так и липнут.

* В дело тут же включились все оставшиеся у меня средства сирот Алиевых.

* Не гони на мой желудок. Я в детстве подшипник переварил.

* — Нам так и не удалось выяснить,как тормоза зовут!
— Напишите в приписном:"Федя".У него морда толстая,ему пойдет.

* Тебя как, Федя, зовут?

* Надо понимать всю глубину наших глубин.

* — Военный, а нам оружие дадут?
— Триста тридцать пять…

* Шмалите, друзья. У Чебурашки-Который-Ищет-Друзей, парники.

* Знаю я тут одно место с офигенными циркулями.

* — Что будем кушать, мальчики?
— Я — много. Оливье и майонеза побольше. У нас в столовой хороший оливье давали, много. Однажды я даже в обморок упал. Обкушался. Меня мастер домой нёс.

* Труа буттэ де водка, аве плезир.

* Зовите меня просто: Элвис Пресли, поэт-песенник.

* Я, конечно, не против, если вы этого гидроцефала спеленаете…

* Армии солдаты нужны, без солдат в армии абсурд и коррупция.

* Прапор выпил… и опал, как озимый.

* — Мальчики, не желаете продажной любви?
— Я тебе сейчас лицо обглодаю.

* Командиры в кустах не слабятся!

* Сарынь на кичку!

* К гадалке не ходи!

* Ладно, заноси. Но в коридор героя не отпускать. У меня ковры.

* — Будешь ты, Федя, Бомбой…
— Почему — Бомбой?
— Потому что вспыльчивый… Ты, Владик, будешь Штык, потому что стройный… А я буду Пуля — потому что в цель!

* Когда-то я хотел стать капитаном подводной лодки. Но у меня клаустрофобия.

* - Про этого "кого-то" в газете "Гудок" писали, что он наркотиками через киоски "Союзпечать" торгует
- Красиво жить не запретишь.

* Наш священный долг — защищать Родину и соблюдать правила личной гигиены! Иначе всё у нас пойдёт через жопу…

* Это не овощная база, товарищ призывник. Это место, где вы интересно и чрезвычайно увлекательно проведете ближайшие два года.

* Без свадьбы только мухи женятся.

* — Это вам не это!
— Понятно!

* — Пришивайте подворотничок к воротничку.
— А мы не умеем.
— Никто не умеет… Дело не в умении, не в желании, и вообще ни в чём. Дело в самом пришивании подворотничка!

* Армия — не просто доброе слово, а очень быстрое дело. Так мы выигрывали все войны. Пока противник рисует карты наступления, мы меняем ландшафты, причём вручную. Когда приходит время атаки, противник теряется на незнакомой местности и приходит в полную небоеготовность. В этом смысл, в этом наша стратегия.

* — Ещё немного, и я сойду с ума!
— А я уже сошёл, у меня глаз дёргается!
— А я себе палец пришил!

* — Тому, кто это придумал, надо в голову гвоздь забить!
— Я его презираю…

* — Товарищ прапорщик, а когда нам кушать дадут?
— Никогда, товарищ дух — это армия…

* - Отсюда, ребятки, наша Родина диктует свою непреклонную волю остальному мировому сообществу.

* — Товарищ прапорщик! А, может, бахнем?
— Обязательно бахнем и не раз — весь мир в труху. Но потом.

* — Как там, на гражданке? Бабы есть?
— Практически нет, сами удивляемся.

* — Скажите, военный, а где у вас здесь буфет?

* Порву, как тузик грелку.

* Прикольно… Могло быть и хуже.

* - Что, духи поганые?! Будем служить, как положено, или будем глазки строить?
- Будем!

* Дух рано или поздно становится дембелем, а перед дембелем лежат все мечты! И здесь его любят очень, и там. В пожарные берут и в милицию. Там курорты от профсоюза, бесплатный проезд в автобусе, девки с дойками так и плачут по дембелю… Потому что дембеля больше в армию не берут.

* — Джигит, иди сюда! Ты любишь маму?
— Маму люблю и тетю Таню люблю, и Олю Крымову люблю, она у нас на заводе в ОТК работает.
— А деньги любишь?
— Деньги? Очень люблю.

* — Гера, ты здесь?
— Я здесь, я там, я всегда…

* Армия для хороших людей — родная мать, а для плохих — тёща.

* Ты, дух, правильный военный…

* Тут в лазарет заходила медсестра. Я её потрогал и лишился покоя. Такая сладенькая, ушки красненькие, носик в угрях. Попа толстая и шершавая, как ананас… Валькирия!

* — А кормят здесь как?
— Никак. Сухари и вода. Это армия, молодежь!

* Есть волшебная русская традиция оставлять на могилах усопших разного рода свежие продукты и напитки.

* — Мне всегда задают три вопроса: сколько мне лет, почему я армии и отчего у меня волосы на груди крашеные. Начну с последнего вопроса. Волосы у меня на груди окрасились, потому что я случайно на них ракетный окислитель в коптёрке вылил. В армии я, потому что меня жена с тёщей хотели в сумасшедший дом отдать — за убеждения. А лет мне двадцать девять, через месяц юбилей. Видишь суслика?
— Нет.
— И я не вижу. А он — есть!

* Какой Вы ненасытный, гардемарин.

* Отдышаться можно только ветром…

* Бывайте, ихтиандры хуевы!

* Я — чёрный дембель, твою мать!

* Такая вот армейская драма — Шекспир и племянники. Тут хоть вывернись, а всё идет по накатанному сюжету: и жизнь, и смерть, и слёзы, и любовь. Некрасовым сказано.

* В воздухе носился страшный дух праздника.

* Мать моя женщина! Кого же батя тиранить будет?

* — Беркут! К тебе можно в бане спиной поворачиваться! Повторим?
— Гавно вопрос!

* — Авиационный, без осадка…
— Ракетный. Лучшее — детям!
— Американским!

* — А что делать с йети?
— С йети? Йети надо мыть чаще.
— Да нет, я про снежного человека.
— А! Надо бы с контр-адмиралом посоветоваться, он Атлантиду видел.

* — Талалаев! Ты здесь прекращай всякие испытания, свиненок твой мутантом оказался. Глаз мне подбил и кортик отобрал!
— Учтем!

* Солдаты! Вы знаете, что я могу вам сказать, я знаю, что вы мне можете ответить.

* Что наша жизнь? Игра! А самая азартная игра начинается тогда, когда на кону, как минимум, твое здоровье, но ещё прикольней — если жизнь. Можно давать в прикуп.

* Русский солдат никогда не сдаётся. Один хрен ему терять нечего. Это и есть наша главная военная тайна.

―Пациент, вы деньги принесли? Простите, а зачем вам столько галоперидола?

―Я его натурально съем, и меня повезут в дурдом.

―Не плющит меня в солдаты идти.

―Эх, дружок, молод ты. Не ты выбираешь присягу, а присяга выбирает тебя. Прапорщик, запишите эти простые, но в то же время великие слова.

―Жизнь без армии - это все равно, что любовь в резинке. Движение есть, прогресса - нет.

―В человеке все должно быть прекрасно: погоны, кокарда, исподнее. Иначе это не человек, а млекопитающее.

― Природа не храм, и уж тем более не мастерская. Природа - тир, и огонь в нем надо вести на поражение.

― У нас убеждения.

―Мы веруем в господа нашего Говинду, а он нам в людей стрелять не велит.

―Все. Вы нам подходите. И Говинда ваша ничего, жидковата, но ничего. И стричь вас, опять же, не надо. И люди вы, видно, выносливые. Четыре часа Харе Кришну орать - это не каждый сдюжит. Пойдете в хим. войска.

―Мы хотим с Чебурашкой, который ищет друзей, служить в артиллерии.

―Нет препятствий патриотам!

―Нет. Военный - это не профессия. Это половая ориентация.

―Будь мужчиной, сынок. Как твой пропавший без вести отец.

―Что, солдат? Ссымся?

―Так точно. Ссусь.

―Ну это, солдат, не беда. Такая сегодня экологическая обстановка. Все ссутся. Я ссусь. И даже главком пысается, бывает. Но по ситуации. Что ж нам из-за этого, последний долг Родине не отдавать? Твой позорный недуг мы в подвиг определим, пошлем в десантники. Там ты еще и сраться начнешь.

―Чао, буратины. Можете даже писать мне письма до востребования. Меня зовут Себастьян Перейра - торговец черным деревом. Шутка.

―Мужики, а где тут берут в морские котики? В стройбат у меня нет никакого настроения, с детства не выношу бесплатного физического труда.

―Шмалите, друзья. Скока хотите. У Чебурашки, который ищет друзей, парники.

―Нет, Марина, к Баринову на день рождения не ходи. И к Толяну не ходи. А к тете Вере ходи.

―За Родину! За Победу! Хлебай, внучки, ханку.

За Родину! За Победу! Хлебай, внучки, ханку. - Военный, а нам оружие дадут? - Триста тридцать пять.

―Взятку предлагал. Но не дал.

―Какой хитрый человек.

―Ага. Понятно. Продолжайте вести наблюдение, мы с вами свяжемся. Свободны!

― Знаю я там по дороге одно место с офигенными циркулями.

―Товарищи призывники, надо понимать всю глубину наших глубин.

―Что будем кушать, мальчики?

―Мадемуазель, Вы прекрасны.

―Как Эдита Пьеха?

―А можно я вас мягко потрогаю за талию?

―Но талия гораздо выше.

―А разве это может стать препятствием для наших чувств?

―Это не может, но вот тот мужчина в галстуке за третьим столиком может.

―Потому что это мой муж, Григорий Савельич Топоров, сереряный призер Чемпионата Европы по метанию молота. А вас как зовут?

―Зовите меня просто: Элвис Пресли. Поэт-песенник.

―Армии солдаты нужны. В армии без солдата абсурд и коррупция.

―С присущей всем армейцам смекалкой майор налил два стакана водки. Один он заставил выпить прапора, а другой стакан офицер употребил сам. Прапор выпил и опал, как озимый.

―Елки-палки, военный, тебя в спешке делали, вся твоя жизнь - реклама безопасного секса.

―Глубоко невоспитанный тип.

―Что там невоспитанный? Дикий прапор!

―Будешь ты, Федя, "Бомбой".

―Потому что вспыльчивый. Ты, Владик, будешь "Штык". Потому что стройный. А я буду "Пуля". Потому что в цель.

―Товарищи призывники! Наш священный долг - защищать Родину, и соблюдать правила личной гигиены. Иначе все у нас пойдет через жопу.

―Поэтому для более эффективного следования в часть, мы должны сесть в автобус, и проследовать в часть.

―Пьяница-мать - горе в семье.

―А вы помните, что вчера товарища генерала за погон укусили?

―Не согласен. Что погулять мог - да. Цыгане, тем более. Мы должны иметь некоторый гражданский отдых. Но чтобы генерала, да еще за такое место - нет! Отставить! У нас субординация и выслуга лет! За мной!

―Это не овощная база, товарищ призывник, это то место, где вы интересно и чрезвычайно увлекательно проведете ближайшие два года.

―Армия - не просто доброе слово, а очень быстрое дело. Так мы выигрывали все войны. Пока противник рисует карту наступления, мы меняем ландшафты, причем вручную. Когда приходит время атаки, противник теряется на незнакомой местности, и приходит в полную небоеготовность. В этом смысл, в этом наша стратегия.

―Отсюда, ребятки, наша Родина диктует свою непреклонную волю остальному мировому сообществу.

―Обязательно бахнем. И не раз. Весь мир в труху. Но потом.

- Может, бахнем? - Обязательно бахнем. И не раз. Весь мир в труху. Но потом.

―Как там на гражданке? Бабы есть?

―Практически нет. Сами удивляемся.

―Кофе только офицерам.От кофе нервы. Приказ генерала.

―Тунгусы. По-русски ни хрена не понимают.

―А я и не знал, что у нас тунгусы служат. Они повымерли же.

―Они, наверно, по обмену. К нам в институт по обмену тоже не пойми кого присылали. С лишаями, как правило.

―Не понимает. Год служит, и не понимает.

―Слышь, ты, тварь дикая, ты плюнь мне в рожу-то, я тебя прошу, как родного.

―Тетя, а "Наука и жизнь" есть?

―Наука есть, а жизни нет. У меня мужик прошлой зимой застудился на рыбалке. Теперь так, не супруг, а сувенир. Только усы стоят. Если бы не вы, солдатики, хоть плачь. Пойдем, щекастик, ко мне, в пособное помещение, я тебе барбарысок насыплю.

―Нет. Вы уж лучше дайте "Технику молодежи".

―Я здесь, я там, я всегда.

―Кто же так с каптером разговаривает? Смотри, как надо. Чужое! Халява. Взять-взять!

―Что будем пить, девочки?

―Тут Улугбек сделал трагический промах.

―. вытащил деньги наружу, отчего потерял сознание и передние зубы.

―И помните: для хороших людей армия - родная мать, а для плохих - теща.

―Ты, дух, правильный военный. Мы с тобой в портянках от Версаче домой уедем.

- Товарищ дембель, когда нам кушать дадут? - Никогда, товарищ дух. Это армия.

―Товарищ дембель, когда нам кушать дадут?

― Никогда, товарищ дух. Это армия.

―Не грусти. Есть еще волшебная русская традиция - оставлять на могилах усопших разного рода свежие продукты и напитки.

―Мне всегда задают три вопроса: почему я в армии, сколько мне лет, и отчего у меня волосы на груди окрасились. Начну с последнего. Волосы у меня на груди окрасились, потому что я пролил на них ракетный окислитель. Лет мне двадцать девять, скоро юбилей. А в армии я, потому что меня жена с тещей хотели в сумасшедший дом отдать. За убеждения.

―И я не вижу. А он есть.

―Какой вы ненасытный гардемарин.

―Надышаться можно только ветром.

―В армии главное - не упустить.

―Бывайте! Ихтиандры хуевы.

―Чудом ушли, да? Чудом.

―Такая вот армейская драма. Шекспир и племянники.

―И наступила суббота. В воздухе носился страшный дух праздника.

―НЛО по определению красное.

―Красное - это с Марса. А зеленое - с Венеры.

―Нет, красное - это не из нашей галактики.

―А я ведь догадывался. Как-то оно не так на посадку заходит. Не по-нашему.

―Дай-ка. Авиационный. Без осадка.

―Ракетный. Лучшее - детям.

―Солдаты. Вы знаете, что я вам могу сказать. И я знаю, что вы мне можете ответить. Короче - Служите!

―Талалаев раздал всем автоматы, а кому они не достались - саперные лопатки.

―Вот взять меня. Кем я был? А кем я стал? Мягко говоря, всем.

• ЖАНРЫ 360
• АВТОРЫ 262 604
• КНИГИ 606 253
• СЕРИИ 22 748
• ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 571 105

– А я тогда присягу принимать не буду, – крикнул один из призывников, стоящих на самом краю со связанными за спиной руками.

– Эх дружок, молод ты, – вздыхал военком, – не ты выбираешь присягу, а присяга выбирает тебя. Секретарь, запишите эти простые, но в тоже время великие слова.

Секретарь-прапорщица быстро зачирикала в блокноте.

Через огромный пустырь сломя голову бежал парень с перекошенным от ужаса лицом. Следом за ним мчались два милицейских мотоцикла с распущенной рыболовной сетью. Несколько прыжков, несколько поворотов колес, дикий выкрик и все было кончено – парня поймали.

– Жизнь без армии – это все равно, что любовь в резинке – движение есть, а прогресса нет, – продолжал военком.

Секретарь-прапорщица продолжала записывать.

– Толя, ты зачем работу нашу пожег? – спросил мастер молодого человека, стоящего на дымящихся руинах завода.

– Я не нарочно, – ответил тот, – эксперимент это был, на предмет рационализаторского предложения.

– А нельзя было хотя бы бухгалтерию со столовой оставить?

– Сегодня получка должна была быть.

– Не подумал? Теперь думай, как первым поездом в войска укатить – иначе за решетку усадят, как жирафу.

– В человеке все должно быть прекрасно – погоны, кокарда, исподнее, иначе это не человек, а млекопитающее, – вещал военком.

Один молодой брюнет кушает макароны и говорит маме: – Мама, я в солдаты не хочу идти, боюсь.

Она ему отвечает: – Надо дядю Витю звать из Ерденево. Дядя Витя зоотехник и знает, как в армию не ходить.

За окном университетской аудитории грохотала гроза, но в самом помещении царил уют.

– Применяя это средство, вы гарантируете предельно долгий срок деятельности карбюратора, и поршневых колец… – вдохновенно декламировал еще один герой статной деканше, стоя у нее за спиной и производя ритмические телодвижения поясницей. У деканши, как у породистой лошади, в такт словам вздрагивали ноздри и икра правой ноги.

Тут в аудиторию заглянул декан, поправил очки, узнал жену и обнаружил приспущенные штаны на студенте.

– Зинаида к маме с чемоданами, а Вы, молодой человек, наденьте брюки и зайдите ко мне с зачеткой, а потом в армию, годы у вас подходящие. – Тут же с академической строгостью решил он.

– Есть разные люди. Одни Родину от врага защищают, другие жен своих педагогов без трусов за сиськи по институтам таскают. И те, и другие могут быть солдатами, только первые уже солдаты, а вторые еще нет, их мать! – разглагольствовал военком.

В грязном переулке Бирюлево, у разрисованной хулиганами стены стоит доктор в белом халате и с ларингоскопом на лбу, в руках врача целлофановый мешок таблеток. К доктору подходит молодой шатен.

– Пациент, Вы деньги принесли? – спрашивает у него врач.

Молодой человек молча отдал ему пачку денег и забрал пакет.

– Простите, – не выдерживает доктор, – а зачем вам столько галоперидолу?

– Я его натурально съем и меня повезут в дурдом, – спокойно ответил тот, попутно разглядывая хрупкий шрам от лоботомии на своем лбу в зеркало врача.

– Но зачем? – не понял тот.

– Не плющит меня в солдаты идти, – сказал шатен и удалился.

– Природа не храм и уж тем более не мастерская, природа – тир и огонь в нем нужно вести на поражение, – откровенничал военком, стоя перед группой кришнаитов.

– У нас убеждения, – сказал один из них.

– Какие такие убеждения? – брезгливо спрашивает военком.

– Веруем, – говорят, – в Господа Говинду Харе Кришну. А он нам в людей стрелять не велит.

– Все, – говорит военком, – вы нам подходите. И Говинда ваша ничего, жидковата, но ничего. И стричь вас опять же не надо. И люди вы видно выносливые – четыре часа харе кришну орать не каждый сдюжит. Пойдете в химвойска.

Молодой шатен сидел на краю крыши с Карлосоном и делился своими мыслями – понимаешь, брат Карлсон, который живет на крыше, я галоперидолу скушал, а меня в армию тянет все больше и больше. Что же мне делать, брат Карлсон, который живет на крыше. Ладно, полетели к военкомату.

– Нет военный – это не профессия, это половая ориентация, – пришел к выводу военком, разглядывая в зеркале на своей голой и мускулистой груди татуировку изображающую мчащегося волка байкера на харлее.

Из ванны, закутанная в полотенце и с неизменным блокнотом в руках, вышла голая прапорщица-секретарь. Она аккуратно перешагнула растяжку с гранатой, приделанной к косяку двери, и плюхнулась в кровать, сверкнув на мгновение ягодицей с изображением тарантула, пожирающего тучную птицу.

Ночь. Военкомат. Внутрь не пускают. Шатен стучится. Приезжает милиция, два человека о трех головах. Спрашивает, – что, мол, гражданин, не спится?

Он говорит, – Не искушай, Горыныч, без нужды. Мы хотим с Карлсоном, который живет на крыше, служить в артиллерии.

– Нет препятствий патриотам! – ответили они, отдали честь и выдохнули три длинных языка пламени.

Распахиваются огромные, мерцающие чистотой и богатством, двери казино. По красной ковровой дорожке на порог, в сопровождении толпы шикарно одетых господ, выходит худощавый молодой человек, зачесанный на прямой прибор. Он победно окидывает взглядом площадь перед казино, вытянувшихся во фронт перед ним швейцаров, выстроившиеся перед порогом такси, затягивается сигарой и получает крепкий пинок под зад от здоровенного охранника, отчего летит со ступенек к такси.

– Как обычно, в Эль Гаучо? – спокойно интересуется таксист.

– В военкомат, – отвечает молодой человек.

Открылась дверь, на кухню вошел дядя Витя и говорит – надо ему указательный палец отвалить. Без указательного пальца в солдаты не берут, потому что стрелять нечем. Предлагаю циркулярку. Но если на дому, то и кусачками можно.

Молодой человек ему возражает – как же я без указательного пальца, дядя Витя, жениться буду?

А тот говорит – а чего, говорит, ты указательным пальцем с женой делать будешь?

А я говорю – поди знай, я человек молодой!

А дядя Витя ему говорит – раз ты такой молодой, то тебе тогда надо в штаны по-маленькому ходить, иначе говоря – ссаться, по-научному – инурез. С инурезом тоже не берут.

А молодой человек недоумевает – дядя, я ссаться не хочу, я брезгую. И потом, как же я буду по-маленькому, если меня бабушка в одно время приучила – в четыре утра, бабушка дояркой была, у нее в пять дойка начиналась. Брала, значит, меня, малыша, – и на очко.

А дядя говорит – четыре утра – отличное время! Делу время, а потехе час. Ссысь на людях, либо палец отнимать будем.

– Сынок, будь мужчиной, как твой пропавший без вести отец, – кивнула мама.

Привели его в военкомат.

Военком ему говорит – Что, солдат, ссымся?

– Так точно! – отвечает, – ссусь!

– Ну, это, солдат, не беда, – говорит, начальник, – такая сегодня экологическая обстановка, все ссутся: и я ссусь, и даже главком пысается бывает, но по ситуации. Что ж нам – из-за этого последний долг Родине не отдавать? Твой позорный недуг мы в подвиг определим – пошлем тебя в десантники, ты там еще и сраться начнешь.

Для убедительности начальник надул себе в голифе, повернулся к строю новобранцев и объявил: – А теперь всех на распределительный пункт! Чао, буратины! Можете даже писать мне письма до востребования, меня зовут Себастьян Перейра – торговец черным деревом. Шутка. Ха! Ха! Ха!

• 0
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5

ДМБ читать книгу онлайн

Прапор непроизвольно выпустил рынду и шагнул навстречу прекрасной цыганке.

А та его тут же увалила добрым разрядом в молочные железы.

А мы уже плыли. Я, Бомба и Штык гребли, а Леопольд стоял на носу лодки, задумчиво смотрел на приближающийся берег и бормотал:

– Ночь пройдет – и спозаранок в степь, далеко, милый мой, я уйду с толпой цыганок за кибиткой кочевой. Идеальный вариант! Проклятый прогресс! Век расшатался! Цыган – брокер! Цыган – хакер! Абсурд! Где традиции? Пора к корням! Шлеп, шлеп и по кибиткам кочевым!

– Леопольд, вернись! – донеслось с палубы парохода, – Леопольд, папа сердится! Леопольд, я тебя люблю! Леопольд, я тебя зарежу!

– Так! – закричал на голос барон, попутно производя всякие неприличные жесты руками, – Жениться не буду! Папу в жопу! Я тебя тоже очень, но все равно не дождетесь! Назад к традициям! Чавелла!

Леопольд зажимал ладонями уши, но слезы все равно струились по его смуглым щекам. Мы рыдали просто в голос. Наконец барон не выдержал, отчаянно крикнул нам, – поворачиваем!! – и запел сам.

Утром пароход нас высадил на пристани города Икс, а сам поплыл дальше, увозя влюбленных навстречу их цыганскому счастью.

Обстоятельный с бодуна прапорщик, построил нас, тщательно пересчитал и прочел нотацию:

– Товарищи призывники! Наш священный долг защищать родину и соблюдать правила гигиены, иначе все пойдет через жопу. Поэтому для более эффективного следования в часть, нужно сесть на автобус и проследовать в часть.

– Совсем ведь другой человек! – восхищался Штык, глядя на вчерашнего безобразника.

– Пьяница мать – горе в семье, – поддержал его Бомба.

А я не удержался и спросил: – Товарищ начальник, а вы помните, что вчера генерала за выю укусили?

– Не согласен, – отрезал Казаков, – что погулять мог – да. Цыгане тем более! У нас, у военных такое водится. А как же! Мы должны иметь некоторый гражданский отдых. Но чтобы генерала, да еще в такое место…. Нет. Отставить. У нас – субординация и выслуга лет.

Он посадил нас на автобус и повез в часть.

Вскоре автобус выкатил за город и затормозил на остановке у длинного бетонного забора. Мы, позевывая, вышли на улицу.

– Вот она, родная! – восхищенно сказал прапор и показал на забор.

– На склад похоже, – отметил Бомба.

– Нет, товарищ призывник, – это не склад, это то место, где вы интересно проведете два года, – заявил Казаков.

– Не сомневаюсь, – кивнул Штык.

После сдачи документов в штаб, Казаков повел нас в баню, где отобрал личные вещи и выдал наше первое обмундирование, при этом снабдив первой мудростью. Он сказал:

– Без свадьбы только мухи женятся. – На что именно он намекал нам так и не открылось.

Пока прапор вел нас в баню, нам удалось сложить свои первые армейские чувства.

Проходя по плацу, мимо спящих на теплом асфальте тощих армейских собак, Бомба сказал:

– Здесь нам кушать не дадут.

Штык посмотрел на стоящего на другом конце плаца полковника и заметил:

После того, как мы приняли ледяной душ с хозяйственным мылом и скипидаром, прапор выдал нам портянки.

В итоге портянки повязал только опытный Бомба, а мы попрятали их по карманам.

За этим прапор выдал нам по белой тряпочке и по нитке с иголкой.

– Пришивайте подворотничок к воротничку на гимнастерке, – приказал он.

– Мы не умеем, – сказали мы.

– Никто не умеет, – ответил Казаков, – дело ни в умении, ни в желании и вообще ни в чем, а в самом пришивании подворотничка.

Скрепя сердце, мы принялись колоть иголками жесткую материю.

– Армия – не просто доброе слово, а очень быстрое дело, – гудел над нашими головами прапор, – так мы выигрывали все войны. Пока противник рисует карты наступления, мы меняем ландшафты, причем вручную. Когда приходит время атаки, противник теряется на незнакомой местности и приходит в полную небоеготовность. В этом смысл, в этом наша стратегия.

– Еще немного – и я сойду с ума, – вздохнул Штык.

– Я уже сошел. – признался я, – у меня глаз дергается.

– А я себе палец пришил, – вставил Бомба.

После бани Казаков, в качестве первичного ознакомления с местом несения службы, показал нам секретный объект – установку запуска межконтинентальной ракеты. По началу нам показалось, что это очистительные сооружения.

Перед нами высились два полупроржавленных цилиндра десятиметровой высоты.

– Отсюда, ребятки, – торжественно объявил нам прапорщик, – наша Родина диктует свою непреклонную волю остальному мировому сообществу.

Внутри установка напоминала трансформаторную будку, и Бомба тут же наступил в собачью какашку.

– Ишь, ты! – сказал он, и вытер подошву об край чугунного люка, ведущего непосредственно к пульту управления.

– Может, бахнем?! – предложил я Казакову и кивнул на заветную кнопку размером со спелый помидор.

– Обязательно бахнем и не раз, весь мир в труху, но потом, – пообещал тот и повел в столовую, где нас накормили не пойми чем, без единого витамина. Кормили за отдельным столом. Кроме нас в столовой сидело еще триста человек на одно лицо, причем голодное. Сидящие ближе всего к нам, принялись живо обсуждать наши гастрономические преимущества.

– Этих жарить нельзя, – изрек один из сидящих.

– Нельзя, ужарятся, – поддержал его другой.

– Лучше тушить, – добавил третий.

Штык брезгливо пододвинул к себе алюминиевую миску, взял двумя пальцами оловянную ложку, ковырнул бурый ком каши, поднес к лицу, понюхал и кинул опять в тарелку.

– Гадость какая! – сказал он.

– А мне нравится, – наворачивая кашу за обе щеки, вставил Бомба.

– Очень бы я не хотел с тобой в голодный год на необитаемом острове очутиться, – бросил ему Штык.

Солдатик с подагрическим лицом, который раскладывал по нашим тарелкам неизвестный продукт спросил нас:

– Как там на гражданке? Бабы есть?

– Практически нет, – ответил я, – диву даемся.

– Слушайте. Где наш дикий прапор? – неожиданно заметил Штык.

Мы огляделись и действительно не обнаружили Казакова. Это нас в некотором роде даже напугало. Мы тихенько покинули свой стол и вышли на улицу.

– Скажите, военный, – тут же обратился к первому попавшемуся офицеру Штык, – а где у вас тут буфет?

– Новые что ли? – хмыкнул тот.

– Ну, тогда, новые военные, отдайте мне быстренько честь, а потом берите эту хреновину, – и он показал на огромную катушку с кабелем, – и тащите ее вон к тому мужику, – офицер показал на другой конец плаца, – мужик тоже военный, не забудьте отдать ему честь. Что же касается буфета, то бишь чипка, то чипок там же. – и он показал на утлое, двух этажное здание желтого цвета.

Мы не стали возражать, понимая бесперспективность, отдали, как могли честь, и покатили катушку.

– Не нравится мне это, – вздыхал Штык, – Так можно грыжу получить.

– Главное – буфет, – возразил Бомба, – грыжа на голодный желудок, это не дело. Вот когда я в армию уходил, мы скушали семь ящиков оладий. Меня весь цех провожал.

– А меня весь факультет, – вставил Штык.

– А меня все казино, – добавил я.

Наконец, мы докатили мерзкую катушку до другого военного. Он списал номер на катушке и распорядился:

– Кругом шагом марш. Катушку катить обратно.

– Очень все как-то здесь странно, – задумался Штык, – у меня плохие предчувствия.

– Мне наплевать на предчувствия, плохо, что мы от еды уходим. – сказал Бомба.

– Так в чем дело! – решил я и отпустил катушку. Остальные последовали моему примеру.

Никем не удерживаемая, катушка покатилась вниз, быстро набирая скорость. Когда мы входили в буфет, вдали что-то грохнуло и кто-то душераздирающе вскрикнул.

Первым, что мы увидели, был огромный портрет пожилого, грузного мужчины со свирепым лицом в генеральском мундире над стойкой.

– Кто этот герой? – ехидно поинтересовался Штык у буфетчика.

– Это батя, – сухо ответил тот.

– Вопросов нет, – согласился Штык и попросил, – дайте меню.

– А кофе? – уточнил бывший студент.

– Кофе – только офицерам, – ответил буфетчик и объяснил, – от кофе нервы. Приказ генерала.

– Давайте все. – не выдержал напряжения Бомба.

Тут в буфет вошел наш прапор. Увидев нас, он облегченно вздохнул, – Нашлись!

– Присаживайтесь товарищ прапорщик, съешьте корзинку с повидлом, – предложил я.