В группе девушек нервных в остром
„УВЕРТЮРА. АНАНАСЫ В ШАМПАНСКОМ”
Игорь Васильевич Лотарев/ Северянин (1887-1941 г.)
Перевод с русского языка на болгарский язык: Красимир Георгиев
УВЕРТЮРА. АНАНАСИ В ШАМПАНСКО
Ананаси в шапманско! Ананаси в шампанско!
Удивително вкусно, искрометно, добро!
Цял съм в нещо норвежко! Цял съм в нещо испанско!
Вдъхновен съм от порив! И заострям перо!
Хвъркат аероплани! Пърхат автомобили!
Ветросвирят експреси! Платноходи свистят!
Някой тук е целуван! Там са някой пребили!
Ананаси в шампанско – пулс с вечерния свят!
В група с нервни девойки, в обществото им дамско,
аз бедите житейски претворих в блянофарс.
Ананаси в шампанско! Ананаси в шампанско!
От Москва – в Нагазаки! От Ню Йорк – чак до Марс!
Ударения
УВЕРТЮРА. АНАНАСИ В ШАМПАНСКО
Анана́си в шапма́нско! Анана́си в шампа́нско!
Удиви́телно вку́сно, искроме́тно, добро́!
Ця́л съм в не́што норве́жко! Ця́л съм в не́што испа́нско!
Вдъхнове́н съм от по́рив! И зао́стрям перо́!
Хвъ́ркат аеропла́ни! Пъ́рхат автомоби́ли!
Ветросви́рят експре́си! Платнохо́ди свистя́т!
Ня́кой ту́к е целу́ван! Там са ня́кой преби́ли!
Анана́си в шампа́нско – пу́лс с вече́рния свя́т!
В гру́па с не́рвни дево́йки, в обштество́то им да́мско,
аз беди́те жите́йски претвори́х в блянофа́рс.
Анана́си в шампа́нско! Анана́си в шампа́нско!
От Москва́ – в Нагаза́ки! От Ню Йо́рк – чак до Ма́рс!
Превод от руски език на български език: Красимир Георгиев
Игорь Северянин
УВЕРТЮРА. АНАНАСЫ В ШАМПАНСКОМ
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо́ и остро́!
Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!
Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!
Ветропросвист экспрессов! Крылолет буеров!
Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!
Ананасы в шампанском – это пульс вечеров!
В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грезофарс.
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы – в Нагасаки! Из Нью-Йорка – на Марс!
УВЕРТЮРА. АНАНАСИ У ШАМПАНСЬКОМУ (переклад на українську мову: Николай Сысойлов)
Ананаси й шампанське! Ананаси й шампанське!
Дивно смачно і гостро – мов би в іскрах нутро!
На мені щось норвезьке! На мені щось іспанське!
Надихаюсь поривно! І берусь за перо!
Скрекіт аеропланів! Гуркіт автомобілів!
Вітро-присвист експресів! Крилоліт буєрів!
Там – когось цілували! Десь – когось-то побили!
Ананаси й шампанське.. – це як пульс вечорів!
Для дівчаток нервових, – в колі ревнощів дамських, –
Я з життєвих трагедій.. сотворю мрію-фарс.
Ананаси й шампанське! Ананаси й шампанське!
Із Москви – в Нагасакі! Із Нью-Йорка – на Марс!
---------------
Руският поет, писател, драматург и преводач Игор Северянин (Игорь Васильевич Лотарёв) е роден на 4/16 май 1887 г. в Петербург. Първите му поетични публикации са от 1904 г. Превежда поезия от френски, естонски, полски и югославски поети. Привърженик е на литературното направление егофутуризъм. Автор е на стихосбирките „Громокипящий кубок” (1913 г.), „Ананасы в шампанском” (1915 г.), „Соловей” (1923 г.), на автобиографичния роман в стихове „Колокола собора чувств” (1925 г.), на сборника „Медальоны” (1934 г.), проникнат от любов към родината, на произведенията „Зарницы мысли” (1908 г.), „А сад весной благоухает” (1909 г.), „Интуитивные краски” (1910 г.), „Весенний день” (1911 г.), „Качалка грёзэрки” (1912 г.), „С крестом сирени” (1913 г.), „Златолира” (1914 г.), „Victoria regia” (1915 г.), „Поэзоантракт” (1915 г.), „Собрание поэз” (1918 г.), „За струнной изгородью лиры” (1918 г.), „Поэзо-концерт” (1918 г.), „Creme de Violettes” (1919 г.), „Puhajogi” (1919 г.), „Вервэна” (1920 г.), „Менестрель” (1921 г.), „Миррэлия” (1922 г.), „Падучая стремнина” (роман в стихове, 1922 г.), „Плимутрок” (комедия, 1922 г.), „Фея Eiole” (1922 г.), „Трагедия титана” (1923 г.), „Роса оранжевого часа” (1925 г.), „Рояль Леандра” (роман в стихове, 1925 г.), „Классические розы” (1931 г.), „Адриатика” (1932 г.) и др. След 1918 г. живее в Естония. Умира на 20 декември 1941 г. в Талин.
PRELUDE II
Мои стихи - туманный сон.
Он оставляет впечатление.
Пусть даже мне неясен он, -
Он пробуждает вдохновение.
О люди, дети мелких смут,
Ваш Бог - действительность угрюмая.
Пусть сна поэта не поймут, -
Его почувствуют, не думая.
СОНЕТ
Пейзаж ее лица, исполненный так живо
Вибрацией весны влюбленных душ и тел,
Я для грядущего запечатлеть хотел:
Она была восторженно красива.
Живой душистый шелк кос лунного отлива
Художник передать бумаге не сумел.
И только взор ее, мерцавший так тоскливо,
С удвоенной тоской, казалось, заблестел.
И странно: сделалось мне больно при портрете,
Как больно не было давно уже, давно.
И мне почудился в унылом кабинете
Печальный взор ее, направленный в окно.
Велик укор его, и ряд тысячелетий
Душе моей в тоске скитаться суждено.
МАЛЕНЬКАЯ ЭЛЕГИЯ
Она на пальчиках привстала
И подарила губы мне.
Я целовал ее устало
В сырой осенней тишине.
И слезы капали беззвучно
В сырой осенней тишине.
Гас скучный день - и было скучно,
Как все, что только не во сне.
В ПАРКЕ ПЛАКАЛА ДЕВОЧКА
Всеволоду Светланову
В парке плакала девочка: "Посмотри-ка ты, папочка,
У хорошенькой ласточки переломлена лапочка -
Я возьму птицу бедную и в платочек укутаю. "
И отец призадумался, потрясённый минутою,
И простил все грядущие и капризы, и шалости
Милой маленькой дочери, зарыдавшей от жалости.
СТАНСЫ
Счастье жизни - в искрах алых,
В просветленьях мимолётных,
В грёзах ярких, но бесплотных,
И в твоих глазах усталых.
Горе - в вечности пороков,
В постоянном с ними споре,
В осмеянии пророков
И в исканьях счастья горе.
ТЫ ВЫШЛА В САД .
Ты вышла в сад, и ты идёшь по саду,
И будешь ты до вечера в саду.
Я чувствую жестокую досаду,
Что я с тобой по саду не иду.
О, этот сад! Он за морскою далью.
Он за морскою далью, этот сад.
Твои глаза, налитые печалью,
Ни в чьи глаза - я знаю - не глядят.
Я вижу твой, как мой ты видишь берег,
Но - заколдованы на берегах -
Ты не придёшь кормить моих форелек,
А я понежиться в твоих цветах.
Что море нам! Нас разделяют люди
И не враги, а что страшней - друзья,
Но будет день - с тобой вдвоём мы будем,
Затем, что нам не быть вдвоём нельзя!
КАРЕТКА КУРТИЗАНКИ
Каретка куртизанки, в коричневую лошадь,
По хвойному откосу спускается на пляж.
Чтоб ножки не промокли, их надо окалошить, -
Блюстителем здоровья назначен юный паж.
Кудрявым музыкантам предложено исполнить
Бравадную мазурку. Маэстро, за пюпитр!
Удастся ль душу дамы восторженно омолнить
Курортному оркестру из мелодичных цитр?
Цилиндры солнцевеют, причёсанные лоско
И дамьи туалеты пригодны для витрин.
Смеётся куртизанка. Ей вторит солнце броско.
Как хорошо в буфете пить "крем-де-мандарин"!
За чем же дело встало? - к буфету, черный кучер!
Гарсон, сымпровизируй блестящий файв-о-клок.
Каретка куртизанки опять все круче, круче,
И паж к ботинкам дамы, как фокстерьер прилёг.
В ПЯТИ ВЕРСТАХ ПО ПОЛОТНУ
Весело, весело сердцу! Звонко, душа, освирелься!
Прогрохотал искромётно и эластично экспресс.
Я загорелся восторгом! Я загляделся на рельсы!
Дама в окне улыбалась, дама смотрела на лес.
Ручкой меня целовала. Поздно! Но как же тут "раньше"?
Эти глаза . вы - фиалки! Эти глаза. вы - огни!
Солнце, закатное солнце! Твой дирижабль оранжев!
Сяду в него - повинуйся - поезд любви обгони!
Кто и куда? - Не ответит. Если и хочет, не может.
И не догнать, и не встретить. Грёза - сердечная моль.
Все, что находит - теряет сердце мое . Боже, боже!
Призрачный промельк экспресса дал мне чаруйную боль.
Позовите меня, - я прочту вам себя,
Я прочту вам себя, как никто не прочтёт.
Как никто не прочтёт, даже нежно любя,
Даже нежно любя. Но причем здесь почёт!
Вы поймете тогда, как я мал и велик,
Вдохновенье мое вы поймёте тогда.
Кто не слышал меня, тот меня не постиг,
Никогда-никогда, никогда-никогда!
РЕСКРИПТ КОРОЛЯ
Отныне плащ мой фиолетов,
Берета бархат в серебре:
Я избран королём поэтов
На зависть нудной мошкаре.
Меня не любят корифеи -
Им неудобен мой талант:
Им изменили лесофеи
И больше не плетут гирлянд.
Лишь мне восторг и поклоненье
И славы пряный фимиам,
Моим - любовь и песнопенья! -
Недосягаемым стихам.
Я так велик и так уверен
В себе, настолько убеждён,
Что всех прощу и каждой вере
Отдам почтительный поклон.
В душе - порывистых приветов
Неисчислимое число.
Я избран королём поэтов -
Да будет подданным светло!
УВЕРТЮРА
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо и остро!
Весь я в чём-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!
Стрёкот аэропланов! Беги автомобилей!
Ветропросвист экспрессов! Крылолёт буеров!
Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!
Ананасы в шампанском - это пульс вечеров!
В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грёзофарс.
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы - в Нагасаки! Из Нью-Йорка - на Марс!
Январь 1915. Петроград.
ИГОРЬ-СЕВЕРЯНИН
Он тем хорош, что он совсем не то,
Что думает о нём толпа пустая,
Стихов принципиально не читая,
Раз нет в них ананасов и авто.
Фокстрот, кинематограф и лото -
Вот, вот куда людская мчится стая!
А между тем душа его простая,
Как день весны. Но это знает кто?
Благословляя мир, проклятье войнам
Он шлёт в стихе, признания достойном,
Слегка скорбя, подчас слегка шутя
Над всею первенствующей планетой.
Он - в каждой песне им от сердца спетой,
Иронизирующее дитя.
В ДЕРЕВУШКЕ У МОРЯ
В деревушке у моря, где фокстрота не танцуют,
Где политику гонят из домов своих метлой,
Где целуют не часто, но зато когда целуют,
В поцелуях бывают всей нетронутой душой;
В деревушке у моря, где избушка небольшая
Столько чувства вмещает, где - прекрасному сродни -
В город с тайной опаской и презреньем наезжая
По делам неотложным, проклинаешь эти дни;
В деревушке у моря, где на выписку журнала
Отдают сбереженья грамотные рыбаки
И которая гневно кабаки свои изгнала,
Потому что с природой не соседят кабаки;
В деревушке у моря, утопающей весною
В незабвенной сирени, аромат чей несравним, -
Вот в такой деревушке, над отвесной крутизною,
Я живу, радый морю, гордый выбором своим!
Поэза VILLA MON REPOS **
Мясо наелось мяса, мясо наелось спаржи,
Мясо наелось рыбы и налилось вином.
И, расплатившись с мясом, в полумясном экипаже
Вдруг покатилось к мясу в шляпе с большим пером.
Мясо ласкало мясо, и отдавалось мясу,
И сотворяло мясо по прописям земным.
Мясо болело, гнило и превращалось в массу
Смрадного разложенья, свойственного мясным.
** VILLA MON REPOS - убежище моего покоя (фр.)
1921. Ревель.
НЕ БОЛЕЕ ЧЕМ СОН
Мне удивительный вчера приснился сон:
Я ехал с девушкой, стихи читавшей Блока.
Лошадка тихо шла. Шуршало колесо.
И слёзы капали. И вился русый локон.
И больше ничего мой сон не содержал.
Но, потрясённый им, взволнованный глубоко,
Весь день я думаю, встревоженно дрожа,
О странной девушке, не позабывшей Блока.
ОТЛИЧНОЙ ОТ ДРУГИХ
Ты совсем не похожа на женщин других:
У тебя в меру длинные платья,
У тебя выразительный, сдержанный стих
И выскальзывание из объятья.
Ты не красишь лица, не сгущаешь бровей
И волос не стрижёшь в жертву моде.
Для тебя есть Смирнов, но и есть соловей,
Кто его заменяет в природе.
Ты способна и в сахаре выискать "соль",
Фразу - в только намёкнутом слове.
Ты в Ахматовой ценишь бессменную боль,
Стилистический шарм в Гумилёве.
Для тебя, для гурманки стиха, острота
Сологубовского триолета,
И, что Блока не поцеловала в уста,
Ты шестое печалишься лето.
А в глазах оздоравливающих твоих -
Ветер с моря и поле ржаное.
Ты совсем не похожа на женщин других,
Потому мне и стала женою.
КАК ХОРОШО.
Как хорошо, что вспыхнут снова эти
Цветы в полях под небом голубым!
Как хорошо, что ты живёшь на свете
И красишь мир присутствием своим!
Как хорошо, что в общем вешнем шуме
Милей всего твой голос голубой,
Что, умирая, я ещё не умер
И перед смертью встретился с тобой!
В ПУТИ
Иду, и с каждым шагом рьяней
Верста к версте - к звену звено.
Кто я ? Я - Игорь Северянин,
Чьё имя смело, как вино!
И в горле спазмы упоенья,
И волоса на голове
Приходят в дивное движенье,
Как было некогда в Москве.
Там были церкви златоглавы
И души хрупотней стекла.
Там жизнь моя в расцвете славы,
В расцвете славы жизнь текла.
Вспенённая и золотая!
Он горек, мутный твой отстой.
И , сам себе себя читая,
Версту глотаю за верстой!
КЛАССИЧЕСКИЕ РОЗЫ
В те времена, когда роились грёзы
В сердцах людей, прозрачны и ясны,
Как хороши, как свежи были розы
Моей любви, и славы, и весны!
Прошли лета, и всюду льются слёзы.
Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране.
Как хороши, как свежи были розы
Воспоминаний о минувшем дне!
Но дни идут - уже стихают грозы
Вернуться в дом Россия ищет троп.
Как хороши, как свежи будут розы
Моей страной мне брошенные в гроб!
ПРИМИТИВА
Я слишком далеко зашел,
Полушутя, полусерьёзно.
Опомниться еще не поздно:
Недаром я тебя нашёл.
Всё на поэзию валить -
Ах, значит ли всегда быть правым?
И с помышлением лукавым
Тебя мне можно ль заслужить?
Я жил все годы как-нибудь,
Как приходилось, без отчёта.
Я тяготился, от чего-то
Себя стараясь обмануть.
Халатность это или лень -
Я не задумывался много
И, положась на милость Бога,
Всё верил в поворотный день.
Я знал, что ты ко мне придешь
С твоим лицом, с твоей душою,
И наглумишься надо мною
За всю мою былую ложь.
Сначала будет грусть и тишь,
И боль, и стыд в душе поэта.
Потом я "обновлюсь". За это
Ты праведно меня простишь. 1915
ПОЭЗА О ЛЮДЯХ
Разве можно быть долго знакомым с людьми?
И хотелось бы, да невозможно! -
Всё в людских отношеньях тревожно:
То подумай не так, то не эдак пойми.
Я к чужому всегда подходил всей душой:
Откровенно, порывно, надежно.
И кончалось всегда неизбежно
Это тем, что чужим оставался чужой.
Если малый собрат мне утонченно льстит,
Затаённо его презираю.
Но несноснее группа вторая :
Наносящих, по тупости, много обид.
И обижен-то я не на них: с них-то что
И спросить, большей частью ничтожных?!
Я терзаюсь в сомнениях ложных:
Разуверить в себе их не может никто!
И останется каждый по-своему прав,
Для меня безвозвратно потерян.
Я людей не бегу, но уверен,
Что с людьми не встречаются, их не теряв.
ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ
Ты влилась в мою жизнь, точно струйка Токая
В оскобляемый водкой хрусталь.
И вздохнул я словами: "Так вот ты какая:
Вся такая, как надо!" В уста ль
Поцелую тебя иль в глаза поцелую,
Точно воздухом южным дышу.
И затем, что тебя повстречал я такую,
Как ты есть, я стихов не пишу.
Пишут лишь ожидая, страдая, мечтая,
Ошибаясь, моля и грозя.
Но писать после слов, вроде: "Вот ты какая:
Вся такая, как надо!" - нельзя.
18 апреля 1940 (Нарва-Йыесуу)
ГУРМАНКА
(сонет) Ты ласточек рисуешь на меню,
Взбивая сливки к тертому каштану.
За это я тебе не изменю
И никогда любить не перестану.
Все жирное, что угрожает стану,
В загоне у тебя. Я не виню,
Что петуха ты знаешь по Ростану
И вовсе ты не знаешь про свинью.
Зато когда твой фаворит арапчик
Подаст с икрою паюсною рябчик,
Кувшин шабли и стерлядь из Шексны,
Пикантно сжав утонченные ноздри,
Ты вздрогнешь так, что улыбнутся сестры,
Приняв ту дрожь за веянье весны.
Я московский озорной, невоспитанный: Иван Дорн и русская поэзия
Что связывает украинскую поп-звезду с наследием Серебряного века?
Я московский озорной, невоспитанный:
Иван Дорн
и русская поэзия
Randorn, второй альбом Ивана Дорна, вышел еще в ноябре, но Даша Борисенко расслушала его только сейчас и, впечатлившись до глубины души, решила написать о связи текстов поп-идола с русской поэтической традицией.
Осмыслять тексты песен как поэтические всегда сложно. Особенно если речь идет о певце, которые произносит слова так, будто у него слегка свело челюсть, и тексты эти часто звучат набором звуков, будто бы уже и неважным для восприятия. Это не так. Литературная составляющая Randorn, конечно, не так безупречна, как музыкальная, однако истории амфетаминового тусовщика, шлюхи в леопардовом и рогоносца Мишки — это маскарад из образов, тем, приемов и интонаций поэзии русского Серебряного века. Да, пропущенной через сознание девятиклассника, часто хромающей, но звучащей в песнях Дорна настолько нефальшиво, что Маяковский и Есенин в такой ипостаси местами впечатляют сильнее оригиналов. Я приведу несколько аналогий.
Авторский блог Даши Борисенко, где она делится читательским опытом и размышляет об отношениях человека с изящной словесностью.
Что связывает украинскую поп-звезду с наследием Серебряного века?
Randorn, второй альбом Ивана Дорна, вышел еще в ноябре, но Даша Борисенко расслушала его только сейчас и, впечатлившись до глубины души, решила написать о связи текстов поп-идола с русской поэтической традицией.
Осмыслять тексты песен как поэтические всегда сложно. Особенно если речь идет о певце, которые произносит слова так, будто у него слегка свело челюсть, и тексты эти часто звучат набором звуков, будто бы уже и неважным для восприятия. Это не так. Литературная составляющая Randorn, конечно, не так безупречна, как музыкальная, однако истории амфетаминового тусовщика, шлюхи в леопардовом и рогоносца Мишки — это маскарад из образов, тем, приемов и интонаций поэзии русского Серебряного века. Да, пропущенной через сознание девятиклассника, часто хромающей, но звучащей в песнях Дорна настолько нефальшиво, что Маяковский и Есенин в такой ипостаси местами впечатляют сильнее оригиналов. Я приведу несколько аналогий.
Просто, просто так, невоспитанный.
С разбитой головой house-beat''ами.
Набит он наркотой, амфетаминами.
Дома знать не хотят его.
Он знает, что в чужом доме спрятано.
И если всем цветно, ему матово.
Я московский, озорной гуляка.
По всему тверскому околотку
В переулках каждая собака
Знает мою легкую походку.
Каждая задрипанная лошадь
Головой кивает мне навстречу.
Для зверей приятель я хороший,
Каждый стих мой душу зверя лечит.
Я одолжил у друга денег без даты.
Такому факту сложно радоваться без мата.
С деньгами я как Джонни Кейдж — стальные яйца!
Маргарет Тэтчер, Лепс, Майк Тайсон!
Я — ровная спина. Я — яхты мачта.
В меня любая влюблена, пока не растрачу.
Еще не начал, но задачи уже обозначил:
Карпаччо, дичь и кетчуп, лечо, тачки.
Потрачу на мотор, пока еще молодой.
С крышей откидной, есть вариант — немного стоит.
Кабриолет эффекта мне добавит — это факт.
Но я — нормальный парень, даже на своих ногах.
Вот так — легкой, джазовой походкой
Я иду и мечтаю, что куплю себе я студию,
Где я буду идеи неделями нацеленно
На деле приготавливать из слов.
И вот, когда я зафиксирую свое пространство,
Я запишу там целых слов царство.
Я буду двигать рифмы, как Холмс и Ватсон.
Я их найду, они долго не смогут скрываться.
Я сошью себе черные штаны
из бархата голоса моего.
Желтую кофту из трех аршин заката.
По Невскому мира, по лощеным полосам его,
профланирую шагом Дон Жуана и фата.
Пусть земля кричит, в покое обабившись:
Я брошу солнцу, нагло осклабившись:
Не потому ли, что небо голубо,
а земля мне любовница в этой праздничной чистке,
я дарю вам стихи, веселые, как би-ба-бо,
и острые и нужные, как зубочистки!
Женщины, любящие мое мясо, и эта
девушка, смотрящая на меня, как на брата,
закидайте улыбками меня, поэта, —
я цветами нашью их мне на кофту фата!
Я придумал телепорт, время, don''t stop.
Вокруг так много стран, выбирай сам.
В твоем арсенале много тысяч лет,
Теперь ты можешь быть повелителем.
Вот, гляди в мои глаза, Мона Лиза,
Топи меня вода водопада.
Mi scusi, Guten Tag, joe le taxi.
Оставлю след на Северном полюсе
Кто вчера мне говорил, что большой мир
Сегодня чудесам удивился?
На глобусе отмечены берега
Не дальше, чем рука, вся Америка.
Не дальше, чем рука, вся Америка,
Секунды от юга до севера отсюда.
Ждать люди долго меня не будут, я вот он
С телепортом вышел к народу — на, попробуй.
Смотри, не приземлись на воду, ай.
Хотите улететь — становитесь в очередь.
У меня рабочий день до ночи, приходи,
Я здесь, я везде, планета позади,
Прости, наука, я на два шага впереди.
Я московский, озорной гуляка.
По всему тверскому околотку
В переулках каждая собака
Знает мою легкую походку.
Каждая задрипанная лошадь
Головой кивает мне навстречу.
Для зверей приятель я хороший,
Каждый стих мой душу зверя лечит.
Просто, просто так, невоспитанный.
С разбитой головой house-beat''ами.
Набит он наркотой, амфетаминами.
Дома знать не хотят его.
Он знает, что в чужом доме спрятано.
И если всем цветно, ему матово.
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо и остро!
Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!
Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!
Ветропросвист экспрессов! Крылолет буеров!
Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!
Ананасы в шампанском — это пульс вечеров!
В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грезофарс.
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы — в Нагасаки! Из Нью-Йорка — на Марс!
Губы цвета черри, макияж вечерний,
То ли с вечера, то ли к вечеру.
Молодая мисс, золотая половая жизнь
Выбирала и спелых, и успешных лиц,
В леопардовом привлекала задом
И входила в роль.
Губы приведут ее к мечте,
Зубы приведут ее к мечте,
Ноги приведут ее к мечте,
Самой удивительной мечте,
Самой неожиданной мечте,
Самой непредвиденной мечте —
Мясо наелось мяса, мясо наелось спаржи,
Мясо наелось рыбы и налилось вином.
И расплатившись с мясом, в полумясном экипаже
Вдруг покатило к мясу в шляпе с большим пером.
Мясо ласкало мясо и отдавалось мясу.
И сотворяло мясо по прописям земным.
Мясо болело, гнило и превращалось в массу
Смрадного разложенья, свойственного мясным.
Я сошью себе черные штаны
из бархата голоса моего.
Желтую кофту из трех аршин заката.
По Невскому мира, по лощеным полосам его,
профланирую шагом Дон Жуана и фата.
Пусть земля кричит, в покое обабившись:
Я брошу солнцу, нагло осклабившись:
Не потому ли, что небо голубо,
а земля мне любовница в этой праздничной чистке,
я дарю вам стихи, веселые, как би-ба-бо,
и острые и нужные, как зубочистки!
Женщины, любящие мое мясо, и эта
девушка, смотрящая на меня, как на брата,
закидайте улыбками меня, поэта, —
я цветами нашью их мне на кофту фата!
Я одолжил у друга денег без даты.
Такому факту сложно радоваться без мата.
С деньгами я как Джонни Кейдж — стальные яйца!
Маргарет Тэтчер, Лепс, Майк Тайсон!
Я — ровная спина. Я — яхты мачта.
В меня любая влюблена, пока не растрачу.
Еще не начал, но задачи уже обозначил:
Карпаччо, дичь и кетчуп, лечо, тачки.
Потрачу на мотор, пока еще молодой.
С крышей откидной, есть вариант — немного стоит.
Кабриолет эффекта мне добавит — это факт.
Но я — нормальный парень, даже на своих ногах.
Вот так — легкой, джазовой походкой
Я иду и мечтаю, что куплю себе я студию,
Где я буду идеи неделями нацеленно
На деле приготавливать из слов.
И вот, когда я зафиксирую свое пространство,
Я запишу там целых слов царство.
Я буду двигать рифмы, как Холмс и Ватсон.
Я их найду, они долго не смогут скрываться.
Я придумал телепорт, время, don''t stop.
Вокруг так много стран, выбирай сам.
В твоем арсенале много тысяч лет,
Теперь ты можешь быть повелителем.
Вот, гляди в мои глаза, Мона Лиза,
Топи меня вода водопада.
Mi scusi, Guten Tag, joe le taxi.
Оставлю след на Северном полюсе
Кто вчера мне говорил, что большой мир
Сегодня чудесам удивился?
На глобусе отмечены берега
Не дальше, чем рука, вся Америка.
Не дальше, чем рука, вся Америка,
Секунды от юга до севера отсюда.
Ждать люди долго меня не будут, я вот он
С телепортом вышел к народу — на, попробуй.
Смотри, не приземлись на воду, ай.
Хотите улететь — становитесь в очередь.
У меня рабочий день до ночи, приходи,
Я здесь, я везде, планета позади,
Прости, наука, я на два шага впереди.
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо и остро!
Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!
Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!
Ветропросвист экспрессов! Крылолет буеров!
Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!
Ананасы в шампанском — это пульс вечеров!
В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грезофарс.
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы — в Нагасаки! Из Нью-Йорка — на Марс!
Губы цвета черри, макияж вечерний,
То ли с вечера, то ли к вечеру.
Молодая мисс, золотая половая жизнь
Выбирала и спелых, и успешных лиц,
В леопардовом привлекала задом
И входила в роль.
Губы приведут ее к мечте,
Зубы приведут ее к мечте,
Ноги приведут ее к мечте,
Самой удивительной мечте,
Самой неожиданной мечте,
Самой непредвиденной мечте —
Мясо наелось мяса, мясо наелось спаржи,
Мясо наелось рыбы и налилось вином.
И расплатившись с мясом, в полумясном экипаже
Вдруг покатило к мясу в шляпе с большим пером.
Мясо ласкало мясо и отдавалось мясу.
И сотворяло мясо по прописям земным.
Мясо болело, гнило и превращалось в массу
Смрадного разложенья, свойственного мясным.
Читайте также:
