Карен хорни как вылечить невроз


Карен Хорни известна как исследователь насущных для XX века проблем: неврозов, порождаемых культурой. Она развивает фрейдистский подход, ставя посреди этой культуры индивида, личность. Антагонизм между культурой и индивидом выражается в базовом, глобальном страхе, преследующем человека с раннего детства. Враждебность культурного окружения и вызывает этот страх.

Если раньше в психоаналитическом толковании невроза настаивали прежде всего на драматической симптоматической картине, то Хорни видит настоящий источник психических расстройств в характерологическом беспокойстве, волнении. Она считает, что симптомы являются результатом конфликтующих черт характера и без выявления и выпрямления невротической характерологической структуры неврозы не поддаются лечению. Если анализировать эти черты характера в значительном количестве случаев, то поражает, как при наличии яркого контраста к дивергенции, несогласованности симптоматических картин трудности характера неизменно центрируются вокруг одних и тех же базовых конфликтов.

Хорни предлагает (с определенным огрублением) ряд типичных характеристик, которые повторяются во всех человеческих неврозах. Она пытается доказать, что невротическая личность попадает в своеобразный порочный круг. Поскольку нет возможности представить в деталях факторы, приводящие к этому порочному кругу, берется одна чрезвычайно важная черта, хотя в действительности существует комплексный ряд сопоставимых психических факторов. Эта главная черта связывается с соревнованием, конкуренцией, или, прямо говоря, с борьбой за существование на уровне социальных отношений.

Проблема конкуренции, соперничества является для Хорни постоянным центром невротических конфликтов. Перед каждым современным человеком стоит вопрос о том, какое место занять в обществе социальной конкуренции. Для невротической личности это положение приобретает гиперболизированное измерение, превышающее действительные невзгоды и превратности судьбы.

Хорни определяет три направления, по которым развивается отношение невротической личности к миру социального соперничества.

1. Существует постоянное сопоставление с другими даже в ситуациях, которые не требуют такого сопоставления. Желание превзойти других является существенным для всех конкурентных ситуаций. Невротик сравнивает себя с индивидами, которые никоим образом не выступают даже потенциальными конкурентами и не имеют с ним общих целей. Так, вопрос о том, кто более умный, более привлекательный, пользуется большей популярностью, касается любого, независимо от обстоятельств, отношений, которые могут быть даже продуктивными.

2. Содержанием невротических амбиций не является простой успех или создание какой-либо ценности. Невротику надо быть абсолютно лучшим во всем. Однако эти амбиции существуют главным образом в фантазиях, которые могут или не могут быть осознанными. Уровень их осознанности имеет широкую амплитуду у разных людей. Амбиции могут появиться только в случайных вспышках фантазии. У невротиков не наблюдается ясно осознаваемого выполнения сильной драматической роли.

Амбиции в значительной степени могут объяснить поведение и отдельные психические реакции. Мотивы этих амбиций не удовлетворяются адекватными усилиями, которые должны привести к реализации цели. Амбиции находятся в странном контрасте относительно задержек, помех в работе, относительно присвоения себе лидерства, в отношении всех средств, с помощью которых обеспечивается успех. Существует много путей, которыми эти фантазийные амбиции влияют на эмоциональную жизнь личности: повышенная чувствительность к критике, закрывание глаз на неудачи и т.п. Последние не обязательно должны быть реальными. В частности, успех других лиц ощущается как собственная неудача.

3. Как третье направление Карен Хорни выдвигает совокупность враждебных отношений, которые включаются в невротические амбиции. Поскольку интенсивная конкуренция имплицитно содержит в себе элементы враждебности, поражение конкурента означает собственную победу. Реакции невротических личностей определяются ненасытностью и иррациональностью: мол, никто в мире не может быть более разумным, влиятельным, привлекательным и популярным, чем они. Невротики становятся безрассудными, неистовыми или чувствуют, что их собственные попытки обречены на бесполезную трату усилий, если кто-нибудь напишет лучшую пьесу или научный трактат, или станет играть более заметную роль в обществе.

Становясь на позицию невротика, Хорни продолжает: учитывая все эти опасности, кажется, будет лучше находиться в стороне, вести себя скромно и незаметно. Выражаясь в других, более позитивных терминах, этот страх приводит к избеганию цели, достижение которой неизбежно влечет за собой конкуренцию. Такой безопасный прием гарантируется постоянным, точно действующим процессом автоматического самосдерживания.

Самосдерживание выражается, в частности, в отношении к работе, а также в тех шагах, которые необходимы для достижения целей: использовать удобный случай, поговорить с теми, кто имеет определенные способности, и тому подобное. Это может привести к пасованию перед желаниями. Особая природа таких торможений проявляется в том, что эти лица могут быть полностью способны к борьбе и конкуренции в деле достижений, которых они так боятся.

Здесь Хорни приводит ряд жизненных примеров. Играя на инструменте со слабым партнером, невротик будет инстинктивно играть хуже, чем он. Хотя в противном случае делал бы это на более высоком уровне. Если невротик обсуждает какую-то проблему с менее, чем он сам, эрудированными людьми, он невольно опускается до их уровня. Он хочет быть сзади, не отождествляясь с человеком высшего ранга. Он не получает более высокую зарплату, оправдывая это различным образом. Даже его сновидения находятся под давлением потребности в успокоении. Вместо того, чтобы воспользоваться свободой сновидений, создавая для себя высшие ситуации, невротик и здесь видит себя униженным, смиренно-покорным.

Процесс самосдерживания не ограничивается падением активности в достижении той или иной цели, а ведет к подрыву самоуверенности, к использованию механизма самоуничижения. Функция самоуничижения в этом смысле должна оградить человека от конкуренции. В большинстве случаев невротики не осознают своего истинного унижения в сравнении с другими и считают вполне понятной собственную неответственность в достижении желаемой цели.

Хорни делает следующие выводы: наличие чувства униженности является одним из самых общих психических расстройств, свойственных нашему времени и культуре вообще. Генезис чувства униженности присущ не только невротической конкуренции. Это — комплексный феномен, который определяется многими условиями. Но то, что оно возникает на почве конкуренции, следует считать основополагающим компонентом.

Униженность происходит от отвращения при условии, что она является выражением несоответствия между возвышенными идеалами и их реальным осуществлением. Однако Хорни устанавливает и другой факт: невыносимые ощущения в то же время выполняют важную функцию успокоения своих отталкивающих направленностей. Этот факт становится очевидным на основе наблюдения за той энергией, с которой эта позиция защищается в случае нападения. Не только очевидность отсутствия компетентности или привлекательности всегда убеждает этих индивидуумов, они должны действительно стать испуганными или гневными при попытке убедить себя в наличии у себя положительных качеств.

Внешнее проявление этих ситуаций может быть различным. Некоторые невротики яростно убеждены в своей незаменимости и горячо демонстрируют свое превосходство по любому поводу, однако выдают свою неуверенность особой чувствительностью к каждому критическому замечанию, к каждому противоположному мнению. Другие вполне убеждены в своей некомпетентности, ничтожности. Они выдают свои действительно большие запросы тем, что реагируют с открытой или замаскированной враждебностью на каждую фрустрацию их непризнанных требований. Третьи постоянно колеблются в своей самооценке между чувством их незаменимости и переживанием, например, удивления тем фактом, что кто-то уделяет им внимание.

Далее Хорни рисует порочный круг, в котором находятся эти индивиды. Если не заметить его и свести сложность происходящих процессов к рамкам простого причинно-следственного отношения, психоаналитик не сможет понять участия эмоций или наделит фиктивной важностью какую-либо причину.

В своей принципиальной основе порочный круг выглядит следующим образом. Собственные неудачи сочетаются с чувством зависти к более успешным, более обеспеченным и т.д. людям. Эта зависть может быть обнаружена или подавлена под влиянием того же страха, который привел к подавлению конкуренции и ухода от нее. Это может быть полностью стерто из сознания, путем подавления (субституции) слепого увлечения: это может быть отодвинуто от сознания путем унизительной направленности в сторону личности, которая рассматривается как конкурент. Эффект осознания, однако, проявляется в неспособности невротической личности допускать в других то, что она сама пыталась отрицать в себе. Во всяком случае безразлично, в какой степени подавлена зависть. Она предусматривает рост враждебности по отношению к людям и, соответственно, рост страха, который теперь принимает форму иррационального страха перед завистью со стороны других.

Хорни показывает природу этого страха:

  • он существует независимо от наличия или отсутствия зависти в данной ситуации;
  • его интенсивность объясняется опасностями, которые угрожают со стороны завистливых конкурентов.

Эта рациональная сторона страха перед завистью всегда остается неосознаваемой, по крайней мере у непсихотических личностей. Вот почему он никогда не корректируется со стороны реально верифицирующего процесса и является все более эффективным относительно подкрепления существующих тенденций отрицания. Из этих соображений делается единственно возможный вывод: чувство собственной ничтожности растет, и растет также страх.

В этом состоит центральный пункт теории Хорни. Почему эти два несовместимых влечения так прочно присутствуют в одном и том же индивиде? Объясняется это тем, что эти влечения соотносятся между собой более чем одним способом. Более простое толкование этого отношения заключается в том, что они происходят из тех же самых источников, а именно — страхов, и оба служат средством успокоения против страхов. Сила и любовь должны быть охраной от них. Они порождают друг друга, ограничивают друг друга и взаимно перевоплощаются.

Эти взаимоотношения можно наблюдать наиболее явно в аналитической ситуации, но иногда они понятны даже из простого описания жизненного пути личности. В истории ее жизни Хорни пытается найти такую атмосферу детства, в которой ощущается нехватка тепла и доверия, которая полна угрожающих элементов — споры между родителями, несправедливость, жестокость, чрезмерные жизненные заботы и т.п.

Хорни рассказывает о случаях, когда маленькие дети вдруг становятся амбициозными после острого разочарования в необходимости любить. Впоследствии они оставляют амбиции ради любви. В частности, когда экспансивные и агрессивные желания несколько сдерживаются в раннем детстве путем разного рода запретов, чрезмерная потребность в успокаивающей любви должна играть большую роль. Как ведущий принцип поведения это включает уступку желаниям и мыслям. Оно включает также переоценку значения для какого-либо индивида проявлений нежности со стороны других и зависимость от таких проявлений. Данный принцип предполагает и переоценку знаков отклонения, возражения и реагирования на такие знаки с опаской и защитной враждебностью.

Хорни снова раскрывает здесь порочный круг, который приводит к усилению его составляющих компонентов. Схематично это выглядит так:

Эти реакции объясняют, почему эмоциональный контакт с другими, который достигнут на базе страха, может быть в лучшем случае лишь очень шатким мостиком между индивидами. Они объясняют также, почему такой мостик не в состоянии осуществить для этих индивидов их эмоциональную изоляцию. Это, однако, служит для борьбы со страхами, чтобы воспринимать их более спокойно, хотя и за счет психического роста и при условии, если обстоятельства совсем благоприятны.

Хорни ставит вопрос: какие специальные черты в нашей культуре вызывают частые случаи неврозов? Она находит ответ в таком рассуждении. Мы, члены общества, живем в конкурентной, индивидуалистической культуре. Ее экономические и технические достижения в прошлом и сегодня возможны только на базе конкурентного принципа. Эти вопросы исследуют экономисты и социологи. Психолог же должен изучить личностную цену, которую мы платим за конкурентные ситуации.

Характер всех наших отношений формируется путем более или менее откровенной конкуренции. Она есть везде: в семье, школе и даже в любовной сфере. В последней конкуренция раскрывается двумя способами: искреннее эротическое желание часто маскируется или просто замещается конкурентной целью бытия, включая такие распространенные средства, как любовная переписка, появление на публике с самыми желанными мужчиной или женщиной, наличие любовников и тому подобное. Конкуренция в супружеской жизни проявляется в том, что оба живут в бесконечной борьбе за превосходство, осознавая или не осознавая природу и даже наличие этой борьбы.

Влияние на человеческие отношения такого соперничества объясняется тем фактом, что конкуренция легко создает зависть к сильному человеку и презрение к слабому. Из-за враждебного напряжения удовольствие и успокоение, которых мы ждем от человеческих отношений, оказываются ограниченными, и человек становится более или менее эмоционально изолированным.

К. Хорни выдвигает предположение, что здесь имеют место взаимно усиливающие взаимодействия, и именно при условии, что необеспеченность и неудовлетворенность в человеческих отношениях заставляют нас искать удовлетворение в честолюбивых стремлениях, и наоборот.

Другой культурный фактор, имеющий отношение к структуре неврозов, Хорни видит в склонности людей к переживанию успеха и неудачи. Мы, конечно, объясняем успех хорошими личностными качествами, такими как компетентность, смелость, предприимчивость. Поскольку эти качества бывают действительно эффективны, люди пренебрегают двумя существенными фактами:

  • возможность счастья строго ограничена: даже если внешние условия и личные качества равны, только сравнительно немногие люди могут достичь успеха;
  • могут играть роль другие факторы, например бесцеремонность или случайность обстоятельств.

В то время как эти факторы не учитываются в общей оценке успеха или неудачи, они фактически ставят человека в ущербное состояние, влияют на его самоуважение.

Смущение, стеснение, возникающие в таких ситуациях, усиливаются определенного рода двойной моралью. Хотя в действительности успех вызывает уважение, несмотря на средства его достижения, мы учимся рассматривать скромность и нетребовательность, склонность к самопожертвованию как социальные и религиозные благодетели. И мы вознаграждаемся за это похвалой и любовью.

Можно сделать следующие выводы. Индивиду для конкурентной борьбы требуется какая-то степень агрессивности. В то же время к нему предъявляется требование быть скромным, самоотверженным, даже способным к самопожертвованию. Поскольку конкурентная ситуация с включенными в нее элементами враждебности создается на основе завышенных потребностей, шансы получения защищенности в человеческих отношениях уменьшаются. Оценка личности полностью зависит от достигнутого успеха. Одновременно возможности успеха ограничены, а сам успех во многом зависит от обстоятельств или от личностных качеств асоциального характера.

Теоретические предположения, содержащиеся в этих рассуждениях, предусматривают веру в существование биологически определенной человеческой природы, или, более точно, веру в то, что оральные, анальные, генитальные и агрессивные влечения имеются у всех людей примерно в равной степени. Различия в образовании характера — от индивида к индивиду, от культуры к культуре — касаются различий силы, необходимой для подавления влечений, — с тем уточнением, это подавление может и возбуждать разного рода влечение.

Как считает Хорни, точка зрения Фрейда приводит к трудностям интерпретации, что связано с двумя группами данных:

1) исторические и антропологические данные не подтверждают того, что прогресс цивилизации находится в прямой зависимости от подавления инстинктов;

2) клинический опыт свидетельствует, что неврозы обусловлены не просто силой подавления тех или иных инстинктивных влечений, а больше трудностями, возникающими на базе конфликтного характера требований, которые культура предъявляет к человеку.

Различия в неврозах, типичных для разных культур, могут быть поняты как обусловленные числом и качеством требований конфликтного характера в рамках отдельной культуры.

Продолжая критику Фрейда, Хорни отмечает, что в данной культуре те индивиды становятся невротиками, которые столкнулись с этими культурно обусловленными трудностями в обостренной акцентуированной форме, в основном из-за особенностей детского опыта: как те, кто оказался не в состоянии преодолеть эти трудности, так и те, кто преодолел их с большими потерями для личности.

Социальное здесь не противопоставлено биологическому. Более того, это социальное себя дискредитирует, поскольку заводит человека в круг порочного социального поведения, которое другим и быть не может. Трагичность человеческого существования, неизбежность страха, конкуренции, борьбы всех против всех — все эти печальные реалии, от которых в рамках ее теории избавиться невозможно.

Хорни прямо продолжила рассуждения Фрейда о неудаче культуры, указав на механизмы этой безысходности, как будто социального рода, но в действительности — психологизированной социальности. В раскрытии этих механизмов она продолжает Адлера, но вводит их в контекст социального взаимодействия между личностями.

Порочный круг социального поведения человека так и не был расторгнут Хорни. Все, что делает человек в обществе, обречено у нее на антиморальные, антигуманистические толкования. Она развивает идею о замкнутом цикле человеческого поведения, которое возвращается (даже в высших своих проявлениях, вроде моральных) к исходной позиции — страху и конкуренции. Здесь даже больше безысходного трагизма в оценке культуры, цивилизации, чем у Фрейда. Если тот не исключал победу Эроса над Танатосом, то Хорни совсем отвергает Эрос. Место Танатоса у нее заняли первобытный страх и конкуренция. Никакие позитивные силы им не противопоставлены.

  1. Хорни К. Невротическая личность нашего времени. — М., Академический проект, 2006
  2. Хорни К. Невроз и рост личности. — М., Академический проект, 2008.
  3. Роменець В.А., Маноха И.П. История психологии XX века. — Киев, Лыбидь, 2003.

Соответствие теории Хорни критерию научности

Научная мысль движется от гипотезы к теории. Эмпирическая проверка первоначальных теоретических построений отсеивает домыслы, оставляя факты, которые видоизменяют первоначальные теоретические постулаты. Самая простая и легкоформулируемая часть теории становится общепризнанной аксиомой. Теория Карен Хорни родилась и развивалась именно таким образом.

Хорни не была первым человеком, который заметил, что теоретические основы ортодоксального психоанализа не выдерживают проверки практическим опытом, однако, ей удалось создать полноценную и достаточную психотерапевтическую теорию, которая идеально интегрируется со смежными областями естествознания: биологией, историей, социологией, философией, этологией. При этом, другие психотерапевтические направления и школы, имеющие доказанный клинический эффект (когнитивная, поведенческая, гештальт терапия) либо полностью комплиментарны с ней, либо, как например когнитивная терапия, возникли на ее основе.

В отличии от множества ее, не менее уважаемых современников, также искавших закономерности, связи, базовые понятия и структурные элементы, описывающие и составляющие сложную внутрипсихическую жизнь человека, ей удалось создать целостную и непротиворечивую систему определений и взаимосвязей, физически существующих явлений психики, продемонстрировав при этом, действительно научный способ мышления, подразумевающий наличие логики и убежденности в познаваемости исследуемых процессов.

Теория может называться научной, если она удовлетворяет критерию научности, то есть является опровержимой и может быть сфальсифицирована. В отличии от Фрейда, Юнга, Адлера, а также, например, психотерапевтов экзистенциального направления Хорни видела четкое не количественное, но качественное различие во внутренней структуре, поведении, способе мышления между здоровой и невротической личностью. Этот факт, отраженный в теории в виде определения фундаментального различия подлинного и невротического Я, обеспечивает соответствие теории Хорни первоначальному признаку научности.

Конкретно: при постановке гипотетического эксперимента ни один из постулатов теории неврозов может быть не обнаружен в случае изучения реакций, действий, представлений, особенностей мышления здорового человека. В то же время, если здоровый человек будет ознакомлен с понятиями теории неврозов, структурой личности невротика, типичными формами его поведения, то эксперимент может быть сфальсифицирован, так как для имитации невротического поведения будет достаточно использовать крайности из диапазона здоровых реакций, оценок, поступков.

Постоянно доступным для наблюдения примером возможности такого эксперимента, является исполнение ролей актерами в театре и кино. Если предположить, что среди актеров имеется условно-здоровый человек, то, играя драматическую роль невротика, он может полностью убедить зрителя/экспериментатора в том, что он им является.

При этом, эксперимент может быть сфальсифицирован и в обратную сторону. Невротик, знакомый с поведением, качествами и мировоззрением здорового человека может сымитировать его личность.

Постоянно доступным для наблюдения примером возможности такого эксперимента, являются отношения по поводу создания семьи. Нарциссический тип невротика, например, может днями, месяцами и даже годами создавать впечатление о себе как об уравновешенном, цельном, зрелом, спонтанном, внутренне живом человеке. И его действительная ригидная, неразборчивая, ненасытная к власти над другими невротическая сущность проявится для супруга/экспериментатора внезапно и неожиданно.

Соответствие критерию научности не гарантирует правильность самой теории. Научная по всем признакам теория, может быть ложна. Кроме того, определяющим моментом является степень ее точности.

Косвенными признаками, подтверждающими правильность теории являются ее объяснительная сила, внутренняя непротиворечивость, отсутствие конфликта с другими научными теориями, общая неизолированность от путей развития науки.

Под влиянием внешнего воздействия и при смещении одного из динамических центров баланс в каждой паре взаимодействующих элементов перемещается в новую точку. Система ищет равновесие в новых условиях, корректируя собственную внутреннюю структуру. И, если здоровая личность – это устойчивый и изначально равновесный баланс взаимодополняющих элементов и качеств, то невротическая личность – это неустойчивый баланс крайних, инертных, конфликтующих противоположностей.

Это, действительно, делает теорию Хорни конструктивной, отличая от других способов реконструкции личности, видением цели и пониманием ее достижимости.

Базовая непротиворечивость теории Хорни с другими направлениями психотерапевтической науки, а в этих случаях, ее очевидная фундаментальность видна на примерах взаимопроникновения и дополнения с когнитивной, поведенческой и гуманистической терапией.

А. Бек, основатель когнитивной терапии как самостоятельного направления, указывает три идейных источника своей методики: К. Хорни, Г. Сол (краткосрочные методы терапии), Г. Салливан (паттерны и восприятие). В дальнейшем теория Хорни была применена Беком для классификации расстройств личности (психопатий). При этом был сделан шаг от множества симптоматических типизаций к типизации сущностной, основанной на характере межличностных отношений.

Кроме того, в работах по рационально-эммотивной терапии А. Эллиса уделено существенное внимание невротическим требованиям и невротическим надо, как отдельным представлениям, обязательно характерным для мировосприятия невротика.

Теория Хорни никак не распространяется на личность здорового человека и описывает ее лишь в общих (но, в то же время, главных) чертах. Однако, область знаний о свойствах личности здорового человека созданная благодаря Э. Фромму, А. Маслоу и психотерапевтами гуманистического направления, на мой взгляд, совершенно замечательно дополнена специалистом в поведенческой терапии А. Курпатовым.

Прямыми признаками достоверности теории является ее экспериментальная подтвержденность и предсказательная сила.

Хорни приводит запоминающиеся и яркие описания обретения ее пациентами в результате психоанализа контакта с собственным подлинным Я, современная психология и когнитивная терапия имеет множество клинических данных подтверждающих частные случаи теории Хорни, однако, главный эксперимент, подтверждающий достоверность теории, безусловно, может быть проведен только самой Личностью.

  • Add to friends
  • RSS

Тёмная триада

Здесь я редактировал Колесо эмоций Р. Плутчика и компилировал его с основами теории К. Хорни. Но, проснувшийся во мне дизайнер сделал эту схему - "более лучшую" схему базовых и сложных эмоций. В размере 1300х1500 открывается в новом окне.

Значение эмоций в формировании невроза является определяющим - ребенок в первые годы жизни формирует представление о себе и о мире не логически, не вербально, а в большей части - эмоционально. Понимание этого значения необходимо для избавления от невроза.

Роль эмоций.
Эмоции – адаптивный эволюционный механизм, который помогает решать вопрос выживания и размножения живых организмов. Их роль – информирование, активация и мотивация животного для реагирования на изменения во внешней среде, на изменения внутри его организма или для удовлетворения его биологических потребностей. Эмоции имеют разную интенсивность, чтобы живые существа могли определить значимость тех или иных воздействий или событий.

Для человека роль эмоций несколько шире – это дополнительная оценка функционирования его собственной личности и личностей других людей. При этом эмоция – это комплексная реакция всего организма, активирующая или расслабляющая мышцы тела, внутренние органы, задействующая память, когнитивные образы, воображение, вербальную сферу.

Смысл появления той или иной эмоции – сформировать у человека субъективное отношение к чему-либо или к кому-либо и подтолкнуть к определенному действию. Особенность человека в отличие от животных (не дрессированых) состоит в том, что он может действовать вопреки своим эмоциям, выбирая в виде мотивирующей системы условные, воображаемые социальные конструкции и представления (хорошо-плохо, польза-вред, долг-предательство, добро-зло, правда-ложь).

К эмоциональному аппарату у человека прилагается и механизм его подавления, доставшийся от животных. У них он используется только в крайних случаях, например - для уменьшения страданий раненного животного или животного, попавшего в западню, из которой оно не может выбраться.

В этих безвыходных случаях, для сохранения сил естественным путем подавляется активность – эмоции перестают восприниматься как команды к действию. Единственной доступной к ощущению эмоцией остается тревога, как сигнал неблагополучия и запасной клапан для психической энергии. И ее сила пропорциональна степени подавления спектра всех вытесненных эмоций.

Человек же с детства учится вытеснять свои неуместные, по мнению родителей, эмоции -враждебность, радость, печаль, неприязнь и т.д. Поэтому, в случае невроза, удовольствие, которое испытывает здоровый человек от действий диктуемых ему его живыми эмоциями, заменено у невротика удовольствием от снижения уровня тревоги.

Если уровень тревоги у человека и животного становится непереносимым или становится очевидным, что ситуация полностью безнадежна и естественная эмоциональная (и поэтому – деятельная) жизнь исключена, то включается механизм подавления тревоги – депрессия. Это режим полного подавления отрицательных ощущений. Но, так как эмоциональная сфера является цельной и неразделимой, то остатки положительных ощущений подавляются тоже.

Единство и цельность.
Аппарат эмоций является ядром подлинного Я, его первичной мотивирующей системой, которая неотделима от телесных реакций.

Правильное обозначение объектов для естественного проявления выданных по умолчанию вместе с телом каждому ребенку комплектов эмоций – это, по сути, основная задача развития здоровой личности.

Чему радоваться, а чему - нет, чего бояться, а чего – нет, с кем бороться, а с кем согласиться, с какой интенсивностью, в каких случаях, что в этих случаях делать - не конфликтующие (но уравновешивающие) между собой и дополняющие друг-друга внутренние ответы на эти вопросы дают возможность получать удовольствие от жизни. В этом случае собственные эмоции становятся идеальным подсказчиком и мотиватором.

Однако, при неврозе дело обстоит по-другому и эмоции почти всегда – худший советчик.

Отчуждение от себя и центральный конфликт.
Естественные эмоции невротика в детстве подверглись надругательству со стороны взрослых, частично или полностью были вытеснены и, являясь ядром Я, утащили в область презираемого и неосознаваемого личностную конструкцию, определяемую как подлинное Я.

Родители по своему (необъяснимому для ребенка) невротическому убеждению давали оценку внешним событиям, поведению ребенка, его ощущениям и действиям, манипулируя положительными или отрицательными обозначениями. Не всегда последовательно и почти всегда без учета особенностей эмоционального и интеллектуального развития ребенка в каждом возрасте. Так, через наказания и поощрения ребенок может научится не замечать естественного ответа организма и реагировать на препятствия не гневом, а страхом (а, гневом реагировать на то, что препятствием не является), на дружелюбие – неприязнью, на любовь – презрением, на враждебность - радостью.

В некоторых крайних случаях эмоции могут быть полностью запрещены сознанием – это значит, что для возникающей эмоции нет конкретного действия и эмоция никак не обозначена. Она может просто возникать и не иметь выхода или способа снижения напряжения. Это порождает паническую атаку.

Когда последовательность воздействий на личность ребенка становится для него привычной, то причины и поводы реакций на его поведение или оценок внешних событий вычеркивается из его сознания. Его эмоциональные реакции становятся автоматическими и не критикуются сознанием. В дальнейшем обсуждаются лишь переживания, последствия эмоциональных катастроф и их внешние причины.

При этом эмоциональные сигналы подлинного Я гасятся еще на подлете к сознанию. Например, если радость и беззаботность каралась наказанием, то в моменты радостного возбуждения наступит его рефлекторное торможение и возникнет тревога.

В результате при неврозе для личности смещается значимость различных (внутренних и внешних) факторов и невротик испытывает те же самые эмоции, что и здоровый человек. Только по другим поводам – поводам, диктуемым сформированным невротическим Я.

У невротичного родителя в арсенале воздействий на ребенка есть гиперторофированный страх, нездоровый интерес, удушающая любовь, деланное разочарование, искренняя злость, фальшивая радость. Но, его главным оружием является палка с названием стыд-гордость. Это межличностная производная от базовых эмоций отвращение - приятие.

Невротик не способен испытывать подлинные эмоции, поэтому их смесь в виде приятие+радость=любовь ему недоступна. Именно дефицит приятия и радости по отношению к себе чувствует ребенок на протяжении своего детства. Этот дефицит восполняется отвращением к ребенку (в том естественном виде, в котором этот ребенок есть), неприязнью к его личности и неодобрением его поведения.

Стыд (отвращение к себе) – практичный социальный инструмент, который изначально появился как метод регуляции полового поведения в племенах и доисторических сообществах. Изгнание из группы не адекватного соплеменника для этого индивида было равносильно смерти.

В семье демонстрация отвращения и пристыживание ребенка инстинктивно воспринимается им как угроза смерти. При этом для ребенка может оказаться стыдно быть непослушным и стыдно быть робким, стыдно плохо учиться и стыдно умничать, стыдно быть отстающим и стыдно быть самым первым… Сейчас чувство стыда распространилось на все без исключения формы человеческой деятельности или поведения и используется для манипуляции им совершенно произвольно. Что угодно может трактоваться как стыдное. Стыдно быть бедным и стыдно быть богатым, стыдно быть глупым, стыдно быть умным, стыдно протестовать, стыдно соглашаться и т.д. и т.п. в зависимости от точки зрения, контекста или системы ценностей.

В любом случае и говоря образно, стыд (отвращение к себе) – это отталкивающая пружина которая закладывается родителями между эволюционно-совершенным и уравновешенным эмоциональным ядром подлинного Я ребенка и деформированным эмоциональным ядром его фальшивого невротического Я. При этом в самом раннем детстве невротическое Я ребенка (сознательно или бессознательно) имеется только в голове родителя, но постепенно через воздействия оно интроецируется ребенком и в последствии воспринимается как собственное.

Сила стыда как инструмента воздействия состоит в том, что ребенок в возрасте от 3 лет и выше активно формирует собственное Я на основе реакции на него окружающих его людей и собственного подражательного поведения. И сравнение его поведения, интеллектуального уровня, навыков с высокими идеалами или другими людьми почти всегда не в его пользу. Ребенок страстно хочет стать таким же как взрослые и готов пожертвовать Собой ради того, чтобы быть ими принятым.

Таким образом, история самоотчуждения и формирования центрального внутреннего конфликта у любого невротика может быть описана следующим образом:

Принятое ребенком как неизбежная данность отвращение родителей (не будь таким какой ты есть / вообще не будь) субъективно ощущается им как стыд. После окончательного формирования личности (лет 25) отвращение к себе испытывается все реже, т.к. к этой эмоции все больше примешиваются злость и печаль. В готовом и созревшем (описанном у К. Хорни) виде невротик получает отвращение+злость=ненависть к себе и отвращение+печаль=презрение к себе.

При этом вживленная в детстве эмоция отвращения к себе продолжает отталкивать человека от самого себя, усиливая параллельное невротическое Я, состоящее из осколков (часто острых осколков – аффектов) и эрзацев натуральных эмоций. Вся личность, ее эмоциональное ядро (а фактически два ядра), интеллект, воображение, способность к планированию, память, тело обслуживают эту неустойчивую конструкцию. Представления о себе, о других и мире в целом формируются так, чтобы естетвенно возникающая эмоция подлежала подавлению и избеганию.

В этом контексте отторгнутое отвращением к себе подлинное Я вполне можно назвать внутренним ребенком.

В какой-то момент cтыд распространяется сам на себя и запирается как ключом своей производной – невротической гордостью. В этой ситуации неосознанности отвращения к себе можно говорить о рекурсии (самоповторении) стыда внутри самого себя. Например, когда перед знакомством с человеком становится стыдно от того, что перед ним может быть за что-то стыдно.

Отвращение к себе является основой для ощущения непринадлежности к людям, неполноценности и инаковости. Вынесенное во вне (экстернализированное) - оно порождает страх неодобрения, боязнь отвержения и покинутости, без разбора преувеличивая субъективную ценность других людей и возбуждая ненасытное желание соответствовать, угождать, нравится, оправдывать ожидания, быть как все.

Родительское неодобрение, неприязнь и отвращение играет определяющую роль и в формировании конфликта внутри невротического Я. Если враждебность ребенка одобряется, а отвращение вызывает смирение и страх, то ребенок учится гордится своей агрессивностью. Если наоборот - то смирением. А, если неприятием встречалась любая деятельная активность ребенка, то его спасением становится высокомерие, а конечной целью - отчуждение.

Единственный способ полной разблокировки естественных эмоций – это демонтаж всего невротического Я. Для этого надо осознать структуру, форму, размеры, причины и историю строительства этого фальшивого Я. Надо понять, что имплантированное родителями отвращение к себе – не настоящее. Им оно тоже было вживлено против их воли. Надо понять, что соответствие многочисленным и противоречивым требования других людей невозможно по определению, а значит стыд – не имеет практического смысла. Осознание переобозначает объекты, которые вызывают эмоции и создает новые, адекватные действительности, когнитивные образы.

Кроме анализа и самонаблюдения могут помочь ведение протокола дисфункциональных мыслей; упражнения гештальт-терапии с акцентом на выяснение: чьи это эмоции, ради кого они испытываются, кому они посвящены (всегда выясняется, что родителям), когда возникали подобные, в каких обстоятельствах; висцеральный массаж и самомассаж мышц (в первую очередь живота, шеи, диафрагмы и межреберных) для разархивирования подавленных эмоций и образов. Работа с образами.Поведенческая терапия - для тренировки эмоциональных проявлений подлинного Я.

Читайте также:

Пожалуйста, не занимайтесь самолечением!
При симпотмах заболевания - обратитесь к врачу.