Дети из детского дома с дцп

27.03.2018 в 19:04, просмотров: 28502

Весной прошлого года Татьяна из Щербинки приняла в свою семью двух девочек, шести и семи лет, из детского дома. Одна из них, Вика, здоровенькая, ее сестра Вита — с тяжелой формой ДЦП, даже не могла ходить. Но Татьяна трудностей не боялась, и Вита очень быстро пошла на поправку.

А вот Вика превратила жизнь семьи в сущий ад.


Татьяна начала собирать документы, чтобы оформить опеку над сестрами. В официальном заключении опекуна значилось, что она может взять одного или двоих детей, но без заболеваний психики — это было условие самой Татьяны.

Сотрудники детского дома уверили, что Вика и Вита идеально подходят. И если у Виты был сложный диагноз ДЦП, то Вика — практически здорова, не считая рядовых заболеваний, которые случаются у всех детей. 25 апреля 2017 года новоиспеченная мама привезла детей домой.

Беда подкралась, откуда не ждали.

— Первые дни все шло хорошо, мы с девочками играли, ходили гулять, смотрели мультики, — рассказывает Татьяна. — А буквально спустя три дня у Вики укатился игрушечный шарик под кресло. И она начала истошно кричать.

По словам женщины, с тех пор истерики случались буквально через день. Вика ругалась матом, как портовый грузчик, рычала, ее рвало, она по часу или два могла сидеть в одном и том же положении, иногда скакала на попе, аж до боли.

— Эти приступы стали настоящим кошмаром. Я поначалу растерялась и не знала, что мне делать. Вика начинала бить сестру, срывала занавески, кусалась, кидалась всем, что попадет под руку. Успокоить ее было невозможно. Раз Вика схватила ножницы и начала тыкать ими в глаза Вите. Однажды я просыпаюсь ночью и вижу, что Вика сидит на кровати. Мне жутко стало. Я ей говорю, мол, ложись спать, а она не ложится. Так частенько приходилось впоследствии следить за ней по ночам: как бы чего не вышло.

Вначале ползала на коленках, а потом пошла в садик

С сестрой Витой все шло совсем иначе. Попав в семью, девочка начала развиваться семимильными шагами.

— Из детдома мы забрали ее истощенную, у нее мышц практически не было. Но она быстро поправилась, выросла на 4 см, — вспоминает Татьяна. — Что такое стоять на своих ногах — девочка раньше не знала. Я делала ей массаж ножек, учила ходить с помощью специальных ходунков, потом посадила ее на четырехколесный велосипед, привязывала ножки к педалям, и она пыталась кататься. Потихоньку разработали ноги, они были как на ниточках, тоненькие. Потом и самокат освоили: немного на нем едем на улице, немного ножками. Бывало, она вытягивала ручки вперед и уже могла пройти метров 200 без опоры. Успехи были таковы, что Виту взяли в обычный детский садик.

Тем временем истерики у сестры только усиливались. Соседка Светлана вспоминает:

Татьяна повела девочку в поликлинику на осмотр, получила направление к неврологу. 19 июня Вику положили в психиатрическую больницу.

После долгих переживаний и бессонных ночей Татьяна решила написать отказ от Виктории. Разумеется, об отказе от Виты она даже не помышляла.

И вот тут-то начался настоящий кошмар.

— На меня начали давить сотрудники опеки. Они говорили: или оставляй двоих детей, или отнимем и Виту.

Виктория находилась в больнице до тех пор, пока ее не забрали органы опеки, но Татьяна продолжала заботиться о девочке: приносила чистые вещи, фрукты. Возвращать Вику домой она не хотела — боялась, что та нанесет вред сестре.

Нежданный визит: они отняли дочь, когда та спала

Вначале Виту определили в больницу. Татьяну к девочке не пускали. Тогда она решила ходить в больницу в качестве волонтера — но и это не помогло. Женщина увидела свою Виту после разлуки только один раз — помогла ей помыться, сходить в туалет, залезть на высокую больничную кровать. Потом Татьяну и вовсе перестали пускать к девчушке.

— Бедная моя доченька так плакала и очень боялась, что я оставлю ее. Она думала, что я пришла забирать ее из больницы. Сердце разрывалось, но поделать я ничего не могла, — вспоминает Татьяна.

— Я очень боюсь, что мою Виту кто-то заберет в семью, — говорит Татьяна. — Я наняла адвоката, который ведет это дело. Я хочу забрать мою доченьку, хочу ее удочерить. Мы обсуждали с Витой это, она сама мне предложила дать ей новое имя — чтобы все печали остались в прошлом.

По словам Татьяны, бывшая директор детского дома в Смоленской области, которая сейчас уволилась, так ей и сказала: мол, рано вам еще опекуном быть. Если вы от одной девочки отказались, то откажитесь и от другой. Забирайте обеих сестер или не получите никого!

Воспитательница Виты в детском садике говорит, что страшно удивилась, когда узнала, что девочку забирают из семьи:

— У нас есть другие опекунские дети — но таких ответственных мам, как Татьяна, я больше не видела. Вначале девочка ходила плохо, шатаясь, и хваталась за столы и стулья. Но мать делала ей массаж, и очень скоро Вита стала ходить сама по группе. Татьяна выполняла все, что мы требовали от родителей, сразу собрала портфолио ребенка, с фотографиями и ее работами. От других кровных родителей не могу этого добиться месяцами. Она все продумывала до мелочей: маечки, трусики — всегда чистые, шила дополнительные кармашки. Девочка знала стихи, счет, видно было, что в семье ей занимаются.

В тот день, когда девочку забрали органы опеки, воспитатель была в садике.

— Я увидела дежурную машину в окно. Дети были в кроватках, Вита спала. Коллега, которая находилась в группе, мне потом рассказала, что девочка ужасно плакала, говорила, мол, я маму дождусь. Но нам сказали, опека занимается этим делом, вы должны действовать в соответствии с законом и не лезть никуда. В декабре уже забрали медицинскую карту девочки, в январе отчислили ребенка. А Татьяна в это время еще только ждала суда. Но уже все было решено.

Сотрудники опеки: девочку изъяли законно

В органах опеки Щербинки нам пояснили, что Виту забрали у Татьяны законно:

— Нельзя разделять детей-сиблингов — родных братьев и сестер, которые росли в одной социальной среде, в одно и то же время были помещены в одну и ту же организацию для детей-сирот и из одной и той же организации были взяты под опеку.

По словам специалиста опеки, в обязанностях кандидатов-опекунов прописано, что они должны заранее ознакомиться с состоянием здоровья детей. И они подписывают определенный документ, что они ознакомились и согласны.

— Детей Татьяна Владимировна взяла, документы были ею подписаны, — пояснил специалист. — Она сама отдала ребенка в психиатрическую клинику, и там независимые врачи не поставили ей никакого диагноза. На самом деле я считаю, что женщина просто не смогла справиться с периодом адаптации в семье. Она изначально хотела брать Вику — здоровенькую девочку, потом узнала, что у нее есть сестра, и попросила отдать ей обеих. Она поставила их у нас на учет — все было замечательно. Девочке Вите с ДЦП требовалось уделять много времени: массаж, лечение, процедуры. У второй девочки, у Вики, появлялась ревность. Она пыталась переключить заботу Татьяны Владимировны на себя. Естественно, видя, что все внимание мама уделяет сестре, Вика начала ее обижать, перетягивая любовь матери на себя. Вот у Татьяны Владимировны и начались претензии к Вике. А вот мягкая, добрая Вита ей очень понравилась. Мы предлагали женщине в помощь специалистов, которые бы ей помогли, психологов, психиатров, юристов. Она от всего отказалась.

Адвокат Алексей Нянькин, который ведет это дело, не согласен с ней:

— Органы опеки ссылаются на то, что сестер нельзя разделять. Но есть практика, что разделение детей допускается, когда это в их интересах. Из их родной семьи семеро детей жили в детских домах. Других сестер и братьев раздали в приемные семьи по одному.

По словам адвоката, на суде представитель опеки не признала, что девочка больна. Она сказала: возьмите любого ребенка, сейчас они все больные. Но есть данные из карты Вики — в последний год перед тем, как Татьяна взяла ее под опеку, она лежала в психиатрической больнице. Однако Татьяну не проинформировали о заболевании. На сайте для усыновителей, где сейчас разместили информацию о девочке, врач-педиатр в видеоролике говорит, что у нее есть задержка психомоторного развития и ей требуются специальные препараты.

МНЕНИЯ ЭКСПЕРТОВ

Врач-психиатр, психотерапевт Мария СКРЯБИНА пояснила, что головной мозг ребенка крайне гибок и задержку психического развития можно корректировать. Заболевание с диагнозом F 98.9, который поставлен Вике, является психогенным, реактивным, то есть возникшим в ответ на провокацию извне. Его может спровоцировать испуг, стресс, адаптации, психогенная травма. Малышка переехала из детского дома в семью, для ребенка это сложно. Такое расстройство корректируется занятиями с психологом, а главное, лаской, заботой и любовью родителя. Конечно же, нужно собирать данные, исследовать поведение девочки и ее медицинские карты. Можно сказать одно: расстройства такого рода могут быть у любого ребенка, даже из обычной семьи, и не сразу проявить себя.

Правозащитник Лев ПОНОМАРЕВ заметил, что уполномоченный по правам ребенка в Москве Евгений Бунимович в разговоре с ним пояснил, что на момент принятия решения о судьбе девочки не было официального медицинского заключения на Вику. И если оно будет предоставлено, то дело, возможно, решится в пользу Татьяны.

— Нас не могли не удивить действия сотрудников опеки. В этой истории они исходят точно не из интересов детей, как то трактует закон, а точнее, пункт 3 ст. 124 Семейного кодекса РФ. А закон говорит нам, что детей из одной семьи можно отдавать на усыновление в разные семьи, если это в их интересах. Здесь как раз такой случай. Младшая Вика нуждается в специальном лечении, иначе она может причинить вред и себе, и своей сестре-инвалиду. Виталии повезло — она нашла новую семью, маму и папу, готовых дать ей все это. К сожалению, двух девочек с такими серьезными проблемами Татьяне и ее мужу не вытянуть. Так неужели Виталию надо лишить счастья расти в семье, где ее любят?

Заголовок в газете: Ребенок в нагрузку
Опубликован в газете "Московский комсомолец" №27647 от 28 марта 2018 Тэги: Дети , Суд, Лекарства, Клиники

  • Recent Entries
  • Archive
  • Friends
  • Profile
  • Memories

накрыло: снова про детские дома. Для детей-инвалидов.

От Волонтера:
"Я на прошлой неделе ездила в Детский дом инвалидов. Невозможно описать то, что я увидела. Ужасающая нищета, отсутствие необходимого количества персонала, врачей, специалистов, оборванные, грязные дети, покусанные комарами, вонь (даже не запах), вонь мочи и двойного недержания. В доме инвалидов - больше 150 детей. Из них половина лежачих.
В каждом боксе 8 - 12 детей.
Они лежат на железных кроватях, в комнате нет абсолютно ничего, кроме кроватей и одного-двух столиков, на котором наливают жидкую еду в бутылочки, голые стены с малярной облупившейся краской, две нянечки, отсутствие шкафов, отсутствие вообще чего-либо. В ряд кровати, стол и стул. ВСЕ. Больше ничего.
И посреди этого "великолепия" дети, разные дети, которые бьются головой о прутья кроватей, бьются головой о подушку, раскачиваются и МОЛЧАТ.
Ни одного крика, ни одного лепета, ни одного слова, ничего. И так в каждом боксе.

В общие комнаты, где живут дети, которые могут ходить, нас не пустили. Да и в комнаты к лежачим детям мы попали случайно.

Тем количеством памперсов, которые привозят благотворители в этот дом инвалидов, можно проложить дорогу до Москвы, теми игрушками, средствами гигиены и всем, что массово привозят в этот Дом инвалидов, можно было бы сделать колоссально много. Но что мы видим? Железные кровати, грязную и рваную одежду, отсутствие ремонта и больных детей в ужасном состоянии.

Та одежда, которую привозят благотворителя, мы видели ее. Нет, ее не забирает себе кто-либо, ее кладут в кладовку и достают прямо с ярлыками только в случае проверки или как получилось для нас, чтобы сфотографировать в "парадном виде" детей. А потом ее также уносят обратно. Те игрушки, которые передают благотворители, мы их не увидели, наверное, тоже где-нибудь в кладовке.

Зато прекрасные двери в кабинет логопеда, психолога, бухгалтерии и кто там еще. Да, это есть. Но нет элементарного ремонта (обычного!) даже в комнатах для лежачих больных. Как вы думаете, легко ли лежать и смотреть на унылый грязный потолок, когда ты еще в силу разных причин и двигаться не можешь. И когда отсутствует кислород и нечем просто дышать?

Когда я увидела лежачих детей, первой мыслью у меня было срочно к хирургу, у них водянка или грыжа внизу. Это потом я поняла, что на детях находятся раздувшиеся до огромных! размеров памперсы, которые еще и протекают на пеленки (помните, такие были в советское время, я даже не знала, что они еще остались). Спрашивается, где все то огромное количество памперсов и гигиенических пеленок, которое массово привозится благотворителями. В какой кладовке? И почему все экономится? Даже имея запас в несколько лет, работники домов инвалидов не стремятся их использовать во благо детей. Дети по-прежнему находятся практически в гниении. Сколько раз они меняют памперс в день? Наши няни при недержании меняют как минимум 7-8 раз в день. А этим детям меняют может 3-4 (и то не уверена). Когда мы сказали нянечке, что памперс протек и колготки у ребенка мокрые и уже любому видно, что лужа на пеленке, она сказал: "Да, так бывает". И спокойно продолжила свои дела. Мысль, что ребенку надо поменять памперс, видимо ей не пришла.

Когда я увидела нашу Вику, которую мы лечили год, Вику, с которой в ДР "сдували пылинки", когда я ее увидела, в тот момент я сломалась. Она качалась и билась головой, она сидела спиной как сгорбленный маленький ребенок в огромном памперсе, который напоминал воздушный шар, отвернувшись к стене. Она даже не хотела смотреть на эту комнату, в которой она находилась. Я ней подошла и спросила: "Это она?" (я ее не узнала). Мне ответили, что да, это она. В тот момент я начала плакать и все оставшееся время, что мы были в этом доме инвалидов я не могла успокоиться, потому что я поняла, что чтобы мы не делали и как бы мы не помогали домам ребенка в лечении детей, дальше пути нет, дети попадают в эту безжалостную машину - дома инвалидов, где они становятся даже не тенями, они становятся той унылой серой стеной, которая безжалостно уничтожает их. И ничего не остается от ребенка. Даже имени.

А Вика, когда я погладила ее по голове, обернулась за секунду, она даже развернулась телом и стала пытаться двигаться в мою сторону и улыбаться. И эта ищущая улыбка и радость на лице, что кто-то подошел к ней и стал с ней разговаривать и просто проявил ласку, погладив по голове, как же она была важна для нее. Тяжело видеть, как ребенок с ДЦП преодолевая свою болезнь стремиться к тебе, чтобы снова получить нежность. Когда я уходила, улыбка на ее лице уходила вместе с моими шагами, она снова повернулась к стене и начала качаться и биться головой.

А Катя, про которую мне столько времени рассказывали волонтеры. "Ты обязательно должна ей помочь". Я ведь и поехала в эту поездку только ради Кати. Чтобы увидеть ее и понять, что можно сделать. Увидела. В боксе для лежачих больных с умственной отсталостью. Катя, которая закрывалась одеялом, чтобы не видеть мир вокруг. Катя, которая сидела со старой дырявой резиновой игрушкой. Катя, которая еще не разучилась улыбаться. Катя, которая также не произносит никаких звуков. Ни лепета, ни криков, ни звуков, ни слогов, ни слов. Не произносила ничего. Как, объясните мне, как 5-летний ребенок может не говорить и молчать? Даже не плакать?

Я увидела там много детей с птозом, всех, кому в детстве вовремя не сделали операцию. Они так и остались не прооперированные, лишенные зрения, ходящие с опущенными или вверх поднятыми головами. А я смотрела на них и понимала, что уже не смогу им помочь. У меня просто не хватит сил, чтобы всех их оттуда забрать на лечение.

А дети, которым нужно обследование психоневролога? Наши же дети, которых мы лечили. Я их там тоже увидела. Данила, Андрей. Что с ними стало. Вовремя не проведенное обследование у психоневролога и отсутствие назначенного им лечения разрушающим образом действует на ребенка. Остается только оболочка и имя. А больше ничего не остается.

Дело даже не в персонале. Там работают обычные не злые деревенские женщины.

Дело в самой системе. Разместить дом инвалидов на отшибе разваливающегося города, где уехали все кто мог на работу в Москву, где раздолбанные дороги (как шахматная доска), где один логопед на 150 детей, где нет различий по лечению и развитию детей. Зачем их как-то разделять, они же все одинаковые.

И даже волонтеры туда не пойдут, потому что это далеко от Москвы, а в том разваливающемся маленьком городе уже никого не осталось. Из тех, кто мог бы ходить несколько раз в неделю и помогать ухаживающему персоналу."
Скопировала отсюда.

24 ноября 2017 16:50

Евгений, 35 лет, Красноярск:

Мой детдом находился в центре жилого комплекса. Городские дети лазили к нам через забор, чтобы поглумиться. Мы иногда давали отпор, стрелки забивали: тайком убегали из детдома к озеру и там решали проблемы. Среди городских были и дети, с которыми мы дружили, с некоторыми общаемся по сей день.

Я иногда бываю в детдомах, привожу подарки. По сравнению с тем, что было раньше, — небо и земля. Сейчас ребенку подзатыльник дадут — сразу шумиха поднимается. А меня в детстве не просто били. Мне санитарка сломала ногу в двух местах, когда я случайно уронил стол с одеялами. Никакой ответственности за это она не понесла и еще долго работала в детдоме. Но жизнь ее потом все равно наказала: она пьяная сгорела в собственном доме.

Иногда к нам попадали дети, которые до десяти лет жили с родителями. Для них это становилось серьезной психологической травмой. Я слышал, как они плакали по ночам. Если бы я знал другую жизнь, может быть, у меня и была бы обида на мир, но детдом был моим единственным домом.


Фото из личного архива

Первый год у меня была жуткая депрессия, но люди, с которыми я тут познакомился, сказали, что так нельзя и надо жить дальше. Они помогли мне выбраться из этой ямы. Вскоре я узнал, что по документам я недееспособен. Вот так мне детдом подгадил. Я три года через суд доказывал свою дееспособность.

С родными не общаюсь, а всем детдомовцам, которые пытаются найти родственников, говорю, что не стоит. Будет только одно разочарование

Здоровяка этого за убийство судили. Он дачи охранял и грабителей поймал, завязалась драка, ну и вот… Наркоману было лет сорок, он с гордостью рассказывал о своих 30 годах стажа, анекдоты травил. А вот насильники были действительно психопатами. Меня здоровяк под охрану взял, но по ночам все равно было страшно. После психушки я некоторое время с ним общался. Хороший мужик. Как-то позвонил и сказал, что уезжает и что ему приятно было со мной познакомиться. Я так понял, его оправдали.

С родными не общаюсь, а всем детдомовцам, которые пытаются найти родственников, говорю, что не стоит. Будет только одно разочарование.

Юнира, 53 года, Салават:

Когда умерла моя мама, мне было полтора года. Отец сразу бросил нас, а 13-летний брат не мог меня воспитывать. Так я попала в детдом. 14 лет я ждала, когда обо мне вспомнят и заберут. Стоя у решетчатых ворот детдома, я в каждом прохожем видела маму, бабушку, но все проходили мимо.

Я выживала как могла. Было жестко: голод, холод, побои и безразличие воспитателей. Всегда думала: вот вырасту, куплю много-много сахара. Иногда на улице находила огрызок яблока или черствую корку хлеба — ничего вкуснее не было. До сих пор помню этот вкус и даже сейчас ночью ем хлеб и прячу его под подушку. Я любила и люблю всякую живность, особенно ворон, с ними я прошла через много помоек. Сбегала из детдома несколько раз с одной мыслью — найти маму. Через несколько лет меня разыскал старший брат, который на тот момент служил в армии. Он сделал запрос и приехал в детдом, привез вкусностей, которых мы почти не видели.

В 14 лет — это был конец 70-х — мне дали девять рублей — и вперед, во взрослую жизнь! Еле поступила в училище на швею: характеристику в детдоме не ахти какую написали, зато дали комнату в общежитии. Детдомовские привычки остались: чувство голода, страх, недоверие к миру. Я старалась никому не говорить о прошлом. В 19 лет родила дочь, одна, без мужа. Страшное дело. Годы в детдоме казались раем по сравнению с тем, через что пришлось пройти потом. Председатель профкома отправляла меня на аборт, но я отказалась. Когда я пришла из роддома в общежитие с ребенком на руках, заведующая меня не пускала. После родов я весила 38 кг, молоко пропало. Добрые люди помогали едой и одеждой.

Воспитывала дочь с сожителем, но замуж так и не вышла: слишком много боли причиняют мужчины, а, может, это моя судьба — так жить

Свою дочь я хотела растить в нормальных условиях, сытой в первую очередь. Я хотела, чтобы у нее было все, чего не было у меня. Когда дочери исполнилось полтора месяца, я вышла на работу: мыла полы в общежитии. Руки опускались, когда не хватало еды, денег, но я заставляла себя бороться. Стыдно признаться, я несколько раз воровала у семейных — то картошку, то еще что-нибудь. Я стояла в очереди на квартиру, меня постоянно отодвигали назад, тогда, по совету одной женщины, я написала письмо в Москву, Терешковой. Все наладилось: через месяц мне дали квартиру. Через несколько лет я устроилась на свою самую любимую работу, в кинологию: 13 лет была вожатой служебных собак. Родила вторую дочь. Воспитывала ее с сожителем, но замуж так и не вышла: слишком много боли причиняют мужчины, а, может, это моя судьба — так жить.

Брат тоже хлебнул горя. Рано начал пить. Живет в деревне, где я родилась. Недавно ездила к нему, ходили на могилу к матери, ревели в голос вдвоем.

Жизнь меня закалила. Все говорят: ты что так материшься, такая взрывная, тебе больше всех надо? Я такая, по-другому не могу. Скоро мне исполнится 54 года, у меня двое внуков. Работаю дворником — опять собаки, опять вороны.

Надежда, 33 года, Екатеринбург:

Я росла без отца: мама забеременела от женатого мужчины. Жизнь с мамой помню смутно.

Когда мне было два года, мама родила брата. Рожала дома, пьяная, роды принимала соседка. Это была середина 80-х. Мама торговала вином, ну, и сама много пила.

Когда мне было пять лет, нас с братом забрали в детский дом. Что бы кто ни говорил, но нас там кормили, одевали, обували. И я не помню, чтобы нас били. Через полтора года нас с братом отправили в разные интернаты учиться. Раз в месяц приезжала воспитательница из детского дома и привозила вареную сгущенку. Каждое лето нас отправляли в загородные пионерлагеря. В старших классах ездили в Ейск на все лето. Во всех группах воспитывали по-разному: кого-то и били, и едой наказывали. Но мне везло. Единственный раз воспитательница меня не ударила, но швырнула, когда застукала с сигаретой.

Маму я видела, когда училась в первом классе, потом ее посадили за убийство. Класса с пятого я стала ездить к брату и бабушке. Выпустилась в 2000 году, отправили учиться в Березовский, общежитие предоставили, стипендию платили целых 120 рублей и кормили бесплатно, а все остальное — как хотите. Я не доучилась, бросила: жить в общежитии было невозможно — алкаши, наркоманы, полный беспредел.

Я стараюсь все делать сама, чтобы ни от кого не зависеть и никому не быть обязанной

Я вернулась в свою комнату в 20 квадратных метров в двухэтажном бараке. Бабушка лежала парализованная от пьянства. Через три дня она умерла. Я осталась абсолютно одна, без денег, без документов, без зимних вещей. Еще учась в интернате, мы бегали на рынок подхалтурить, поэтому я пошла торговать.

В 17 лет я забеременела. От отца ребенка никакой помощи не было, и мы расстались. К родам из тюрьмы освободилась моя мама. Первый год она не пила, держалась, а потом начала снова. Я очень боялась, что из-за нее у меня могут забрать ребенка, и выгнала ее из дома. Через полгода мама умерла.

К 29 годам я заведовала магазином детских товаров. К нам на склад пришел работать мой будущий муж. В тот день шеф попил мне крови, да еще сын что-то натворил, и я предложила новому коллеге выпить после работы бутылку подаренного коньяка. Через неделю мы подали заявление в ЗАГС.

Сейчас старшему сыну почти 15 лет, младшему — 10 месяцев. Мы до сих пор живем в той же комнате, но разделили ее на две половины: в одной — я, двое детей и муж, в другой — брат и дядя, которые спиваются. Они не буянят, побаиваются, что я могу вызывать полицию.

От государства я ничего не жду. Что я детдомовская, не скрываю, но и не кричу об этом на каждом шагу. У большинства стереотипы, что детдомовские очень агрессивные и всегда чего-то требуют. Я стараюсь все делать сама, чтобы ни от кого не зависеть и никому не быть обязанной.

Василий, 30 лет, Санкт-Петербург:

До девяти лет я с матерью, старшей сестрой и младшим братом жил в Иркутской области. Мать воспитывала нас одна. Однажды она привезла меня с сестрой к бабушке в Мордовию и уехала, пообещав, что разберется с делами и вернется с братом. И пропала. Сестра старше меня на два года, больше помнила маму и была на нее сильнее обижена, чем я. А я всегда мыслил рационально и не помню, чтобы испытывал к матери какие-то сильные негативные эмоции.

По просьбе сестры я нашел нашего младшего брата и организовал встречу с ним и матерью в Москве. Мы погуляли, пообщались — и, собственно, все

В девятом классе я по экспериментальной программе попал в патронатную семью. Общаемся до сих пор. Мой мир перевернулся: живя в детдоме, я приходил из школы, делал уроки, смотрел телевизор и ложился спать, а тут появилось больше свободы. В десятом классе у меня появились новые одноклассники из городских. Я начал общаться, ходил вечером гулять. Это помогло мне немного адаптироваться к внешнему миру.

После школы уехал в Саранск поступать в университет, потом переехал в Петербург, где и живу до сих пор. Работаю программистом. По просьбе сестры я нашел нашего младшего брата и организовал встречу с ним и матерью в Москве. Мы погуляли, пообщались — и, собственно, все. Сестра прямо сказала, что это чужие люди, и больше с ними не общается. Раз в месяц я перекидываюсь с матерью парой слов в сети и присылаю фотографии. Вот и все общение.

Ирина, 30 лет, Москва:

Мама отказалась от меня в роддоме. Не знаю почему. Отец отдал меня на воспитание бабушке с дедушкой: он работал дальнобойщиком, ему некогда было со мной возиться.

Я прожила у них много лет. Потом бабушка погибла в аварии, и дедушка отдал меня отцу, потому что был уже слишком старый. Некоторое время я жила с отцом, мачехой и сводным братом. Отец много пил, пьяный мог меня избить или начинал приставать. Я очень боялась его. Меня почти не кормили, я часто ночевала у соседей. Однажды пожаловалась директору школы, что больше не могу так жить. Так в 12 лет я попала в детдом.

Детский дом — государство в государстве. Воспитатели не были нам родителями, просто следили, чтобы мы соблюдали распорядок дня и учили уроки. Дети были разные, многие дрались и матерились, но я человек миролюбивый и старалась не нарываться. Кормили хорошо, но денег на одежду и какие-то мелкие расходы у нас не было. Мы часто ездили на экскурсии, а как-то спонсоры выдали нам путевку в Геленджик — это был единственный раз, когда я увидела море. На лето меня забирала к себе наш бухгалтер, но не под опеку — у нее и так было трое приемных детей.

Домашним родители помогают с получением образования, а нас не спрашивают, интересна эта профессия или нет — просто посылают учиться туда, где есть свободные места

Мы учились в обычной общеобразовательной школе. Домашние дети не принимали нас в свою компанию, просто потому что мы жили в детдоме. С нами мало общались, мы держались обособленно.

После окончания 11-го класса меня отправили в педагогический колледж. Домашним родители помогают с получением образования, а нас не спрашивают, интересна эта профессия или нет — просто посылают учиться туда, где есть свободные места и дают койку в общежитии. Образование я так и не получила. Я не смогла работать с детьми, мне хотелось стать дизайнером. Меня отчислили. Тогда я взяла у знакомых взаймы немного денег и выучилась на парикмахера. В Ульяновске зарплаты низкие — 6000 рублей, поэтому я приехала на заработки в Москву. Первое время работала на кондитерской фабрике по 16 часов, потому что там давали бесплатное место в общежитии. Но там обманывали с деньгами. Мне удалось накопить на инструменты, и сейчас я работаю парикмахером. Снимаю койко-место в общежитии. Мечтаю получить высшее образование и сдать на права, но пока не могу себе это позволить. Конечно, мне хочется семью и ребенка, чтобы компенсировать то, чего у меня не было в детстве, но пока как-то не складывается.

Без родительской поддержки тяжело. Матери уже нет в живых, отец порезал кого-то в пьяной драке и сел в тюрьму. После выпуска из детдома меня не поставили в очередь на жилье. Я пытаюсь урегулировать этот вопрос через суд. Мне не на кого надеяться, кроме себя. Мне не хватает уверенности, я стараюсь скрывать свое прошлое, потому что к детдомовцам относятся по-разному, не всегда хорошо.

Инвалидность становится тяжелым испытанием для родителей малыша. Далеко не все справляются с этой ответственностью, поэтому иногда единственным выходом становится помещение его в детский дом инвалидов. В них за подопечным ухаживают и оказывают своевременную медицинскую помощь.

  1. Типы учреждений для детей-инвалидов
  2. Для обучаемых детей
  3. Для необучаемых детей
  4. Детские дома для детей-дошкольников с недостатками физического развития
  5. Для глухих и слабослышащих
  6. Для слепых и слабовидящих
  7. Дома-интернаты для детей с недостатками физического развития
  8. С поражением опорно- двигательного аппарата
  9. Слепоглухонемых

Типы учреждений для детей-инвалидов

Устройство детей, оставшихся без попечителей, осуществляется в разных формах. Их усыновляют (удочеряют) или отдают под опеку в приемную семью. Но большинство подопечных в детских домах составляют дети с отклонениями и множественными нарушениями развития. Не всегда находится семья, готовая взять на себя такие заботы, ведь это требует больших моральных и материальных ресурсов.


По статистике, 30 тысяч детей-инвалидов в России живет в интернатах. Четверть из них имеют психические расстройства, такой же процент страдает от врожденных аномалий, а 16% имеют нарушения нервной системы. В России есть несколько типов государственных учреждений, которые присматривают за такими детьми.

  1. Детский дом. Сюда попадают малыши до 4-х лет. ДД делятся на обычные и специализированные. Например, существуют учреждения для детей с пороками сердца, неврологическими диагнозами и т.д. Финансирует их государство, а также благотворительные организации.
  2. Детские приюты – этот тип учреждения встречается редко. Как правило, в них помещаются дети старше 3-х лет, которые по каким-либо причинам временно не могут находиться в семье. Причиной этому могут быть как семейные проблемы, так и плохое здоровье родителей, другие факторы. Приюты выступают промежуточным этапом между улицей и детским домом.
  3. Детские дома делятся на несколько категорий – по возрасту и по заболеваниям. К первой относятся дошкольные, школьные, специальные, коррекционные детские-дома. Ко второй – детские дома для слабослышащих детей, с УО, ДЦП, с тяжелыми нарушениями речи и комбинированные. Каждое учреждение отвечает своим целям.
  4. Интернаты для детей-инвалидов – это не детские дома в привычном понимании этого слова. Они предназначены для 5-дневного пребывания, а на выходные детей забирают родители или опекуны. В них дети получают среднее или начальное образование, если по какой-то причине обучение не может осуществляться в обычной школе.

После четырех лет малышей переводят в следующее государственное учреждение. Обучаемые попадают в дом-интернат для детей инвалидов. Там они находятся круглосуточно. В интернатах учат не только общеобразовательным предметам, но и самостоятельности: подопечные готовятся к самостоятельной жизни после окончания учебы.

Согласно данным Министерства труда, почти 96% несовершеннолетних из ДД получают обучение в той или иной форме.

Около 14% посещают школы или детские сады, но большая часть (53%) получает образовательные услуги на базе детских домов для детей-инвалидов. Это означает, что специалисты и коррекционные педагоги приходят к своим подопечным непосредственно в учреждение.


К сожалению, обучать детей-инвалидов в государственных учреждениях стали лишь недавно. Ранее подростки с ментальными и психоневрологическими заболеваниями нередко признавались необучаемыми.

Статистика показывает, что у многих детей-инвалидов старше 14 лет не было шанса чему-то научиться: только 54% из них получают образовательные услуги. Виной всему отсутствие условий и комплексного плана по инклюзивному образованию. Тем временем, необучаемых нередко считают тех, у которых просто не было шанса на развитие, поскольку им не обеспечили условия для развития.

Детские дома для детей-дошкольников с недостатками физического развития

В дома инвалидов для детей отправляют малышей с аномалиями здоровья. Так как они нуждаются по состоянию здоровья в особом уходе, социально-трудовой адаптации и обучении, в обычные ДД детей-инвалидов не определяют. В зависимости от диагноза распределяют в учреждения: для глухих, слабослышащих, слепых и слабовидящих. Существуют и школы-интернаты для тех, кто признан обучаемым.

Обучение глухих или слабослышащих детей в ДДИ проводится после вынесения заключения ПМК. По достижению 18 лет сироты переводятся в интернаты, но чаще всего начинают жить самостоятельно, вне государственного учреждения.

Глухота или плохой слух не препятствуют обучению, поэтому чаще всего дети получают полное среднее образование, после чего поступают в профессиональный колледж. Воспитатели также приучают детей к самостоятельности и независимости в различных социальных и бытовых ситуациях.

В детских домах для слепых и слабовидящих также стараются по мере возможностей компенсировать болезнь детей и обучить их всему необходимому:

  • формированию социально-бытовых навыков;
  • развитию элементарной трудовой деятельности;
  • устранению проблемного поведения.

В каждом ДД есть спальни, игровые комнаты и изолятор, куда помещают больных детей. Выход на огражденную территорию учреждения осуществляется группами под присмотром воспитателя.

Дома-интернаты для детей с недостатками физического развития

Дети с множественными нарушениями нуждаются в большей поддержке, поэтому их отправляются в специализированные детские дома.


В детских домах-интернатах для детей-инвалидов с особенностями психофизического развития чаще всего живут пациенты с множественными неврологическими нарушениями, в том числе и с поражениями опорно-двигательного аппарата. Такие учреждения, как правило, состоят из нескольких этажей. На первом находится отделение для лежачих детей и для тех, кто может передвигаться только на коляске. Здесь же располагается медицинский блок и кабинеты ЛФК и массажа.

Слепые и глухие дети могут изучать мир только наощупь и на вкус. Поэтому в детских домах, которые ориентированы на такие заболевания, особое внимание уделяется сенсорным комнатам, восполняющим пробелы в ощущениях. Все в таком учреждении сделано с учетом особенностей детей: стенки коридоров выложены фактурной плиткой, а рядом с каждым кабинетом или комнатой висят фактурные изображения. У каждого подопечного свой распорядок дня, который он узнает с помощью карточек с выпуклыми картинками. Позже дети учатся читать по книгам, напечатанным шрифтом Брайля.

Детский дом для инвалидов– это государственное учреждение, которое оказывает помощь детям, оказавшимся в нем. Это не хорошо и не плохо, они просто есть и пока что нужны обществу. Вряд ли можно надеяться на то, что ДД для детей-инвалидов в ближайшее время исчезнут – слишком много детей остаются без поддержки семьи. Но государственные учреждения постоянно развиваются, и условия в них меняются к лучшему.

Читайте также:

Пожалуйста, не занимайтесь самолечением!
При симпотмах заболевания - обратитесь к врачу.