Мама не ешь мне нервы

- Давай!
- Даю! Нашли себе давалку!
- Шо?
- Та ни шо!

- Ну ладно, поехали, тут недалеко моя маруха живет.

- Дава, а шо Ада Изральевна?
- Умерла, еще до войны.
- До войны? А я собралась к ней пойти.
- Так уже не спешите.

- Всем сидеть, я Гоцман!

- Давид Маркович, так мы выпьем?
- Можно.

- Как же мы пойдем теперя?
- Так! Не быстро!

- Дава, я извиняюсь, но ты таки, босяк. Некому задницу надрать, пять пистолетов - не пачка папирос, они таки стреляют. Ну ты же не окно в женской бане – зачем в тебе дырка?

- Так он с детства такие номера откалывал. На Пересыпи как-то раз три некрасивых пацана привстали на дороге как шлагбаумы, повытягали из карманов перья, кастеты и сами такие смелые стоят с понтом на мордах сделать нам нехорошо. Так Дава ни разу не подумав, пожал им с ходу челюсть. Они от такого “здрастье” пообронили свой металлолом, схватили ноги в руки и до хаты - набрать еще пять-шесть солистов до ансамбля. Так надо ж бежать. Так нет, он встал столбом и м. м. м. Так что доктор слыхать?
- Фима, закрой рот с той стороны, дай доктору спокойно сделать себе мнение.
- Мне не мешает.
- Вот видели – интеллигентный человек.

- А где у нас случилось?
- Пара незаметных пустяков. Вам что-то захотелось, мадам Шмуклис?
- Немножечко щепотку соли. Эмик, такое счастье, надыбал глоссик.
- Скажите пожалуйста, два больших расстройства, надыбал глоссика?
- Таки да.
- Целого? Или одни плавнички?
- Виляет хвостом как саженный.
- Надо жарить. При такой густой жаре долго не выдержит.
- Так я за что. Эмик ухнул пачку соли в помойное ведро.
- Так шо, если помои посолить, они будут лучше пахнуть?
- Ой, Фима, я Вас умоляю, Вы же знаете за Эмика – он если не сломает, то уронит.

- Ну что скажете за мой диагноз?

- Встал, погулял и полегчало.

- А если б он признал тебя, да дырку в тебе сделал, не для ордена, а так, для сквозняка.

- А к чему ты попер один на пять стволов? Народ там с душком, очков не носит! Почему один, как броненосец?
- Андрей Остапыч, да если б я не взял этих пацанов на бзду, они б шмалять начали,
и столько бы пальбы вышло – волос стынет, а тут ребенок скрипку пилит, мамаша умирает на минутку.

- Шо ты ходишь тут, как скипидарный, туда-сюда, туда-сюда.
- Доктор сказал ходить – ходю!

- Ты не гони мне Сеня, не гони, здесь Уголовный Розыск, а не баня, нема ни голых, ни дурных. Там отпечатки, Сеня, отпечатки, как клопы по всем шкафам.
- Да я на стреме стоял, я не трогал шкапов.

- Сеня, друг, не дай бог конечно. Шо ты мне истерику мастериришь. Посмотри вокруг и трезво содрогнись. Ты уже наговориол на вышку. Теперь тяни на пролетарское снисхождение суда. Мудрое, но несговорчивое.

- Сёма, верни награбленное в мозолистые руки, тебе же с них еще кушать, сам подумай.

- Какой гэц тебя с утра укусил? За Фиму промолчим, но объясни: с чего?

- Семачка, семачка, лушпайки сами сплевываются, семачка, семачка!
- За что семачка?
- За пять.
- Это больно.
- Давай за три с недосыпом.
- Давай за четыре с горкой.
- Давай, хороший, давай.

- Всем три шага назад и дышать носом.

- А пока не делай мне нервы, их есть еще, где испортить.

- Мне бы огоньку?
- Ага, и два ковша борщу.

- Обещал не доводить до вышака. Ты мамой клялся на свидетелях.
- А я сирота, Сеня, и моя мама встретит тебя там хорошим дрыном, не говоря за тех, кого ты грохнул. Так что молись за 25, как та ворона за голландский сыр!

- И шо мне делать?
- Не знаю! Не расчесывай мне нервы!

- Еще раз пропустишь – съешь!
- Так за Вас хоть Уголовный Кодекс, со всеми толкованиями.

- Шо ты кипятишься, как тот паровоз? Доктор, умная душа просил тебя не волноваться и ходить.
- А я вот и хожу, и вот что, Фима, еще увижу, что ты тыришь реквизированную вещь – посажу.
- Это ты за шо?
- Не делай мне невинность на лице!

- Шо? Я в уличные попки?
- А шо такого? Шо такого? Я цельный год был на подхвате, цельный год!
- Нет, мне это нравится: я стою в кокарде у всей Одессы на глазах, и это унижение мне предлагает друг, мой бывший лучший друг.
- Я ж как вариант.
- Давид Гоцман, иди кидайся головой в навоз, я Вас не знаю. Мне неинтересно ходить с Вами по одной Одессе.
- Фима, ты говоришь обидно.

- Неее, я тудой.
- Но так-то ближе.
- Давид Гоцман, идите, как хочете.

- Васька, я щас сойду.
- Шо укачало, Давид Маркович?
- Небось, с такого голоса недолго и понос!
- Так то ж секретное оружие на бандитов!

- От тебе, Наимов, даже спирту на морозе не хочу, в горло не полезет!

- За Баха ближе к ночи, ты за Эву!

- Вот такая бирочка. Я интересуюсь знать, с какого склада оно уплыло.

- Дава? Я Вас умоляю. Да он добрый, как теляк.

- Полдгода мучился, аж зуб крошился, а там пришел фашист – было чем заняться.

- Я нет-нет, а думаю, может я неправильно жил, надо ж брать деньги у богатых и давать их бедным, а таким как ты давать по морде, шоб у мире была красота и гармония. Так шо ты мне скажешь за ту бумажку, Родя?

- Нет, спасибо, дел за гланды.

- От ты босота глазастая, шош ты карманы оттопыривал, как фраер?

- Давид Маркович, я прошу пардона, люди хотят убедиться, что Вы таки без оружия, чисто формальный шмонец.

- Не по закону, а по душе, а тот, кто Фиму порешил – растоптал последнее.

- Ну шо, подобьем бабки.

- Ищем до здрасьте тех уродов, шо подумали, они умнее нас.

- Картина маслом. Все свободны.

- Режь! Делай маму сиротой! Не ищи ножики, я их убрала!

- Вот уважаем Вас, но тьфу Вам под ноги за Ваше каменное сердце!

- Я вырву ей ноги!
- Мама я убью себя совсем, но я вырвусь до нее!
- Иди, иди, убей свою маму!

- Давид, не расходуй мне последний нерв! Маршал ходит среди людей, не дай Бог, кто кинет руку!

- Улыбайся, падла галстучная!

- Сирота?
- Подкидыш. Папироской угостишь?

-Дядька, а вот у Вас, что за часы?
- Ну как, командирские.
- Возьми и выбрось! У меня маршальские! Сам товарищ Жуков подарил! Так что, дядька, кто из нас способней еще два раза посмотреть!

- Ну шож это делается? Ну шож это делается то? Ну кто ж это выдержит? Давид
Маркович, я к туркам подамся, изводят меня девки своим телом ууу.
- Леша, жениться тебе надо!
- Ну, а я за шо? Ха-ха-ха! Но шоб жинька ни одна была, а штук пять-шисть, ни меньше! Эх, вот так вот эх, изведут, как дам вот сейчас в Турцию контрабандой!
- Леша, отрежут тебе турки твою контрабанду напрочь!
- Да ладно, наган лучше посторожите, что-нибудь отанется!

- Даваид Маркович у хати?
- У хати, А шо?
- Да ни шо?
- Шо?
- Да отстань ты!

- Освободите, будьте ласковы.

- Мужчина, скажите, а что, Седой Грек оказался не тот человек? Я просто спрашиваю.
- Та не, просто нашли в его доме неизвестного таракана – паспорта нема, усами шевелит не по-нашему, вот везем до выяснения.
- А к чему здесь Седой Грек?
- Так той таракан в карман к нему залез и не вылезает, вот тож вместе с карманом и везем.
- Люба, Люба, меня здесь считают, что я больная на голову, а сами везут Седого Грека до уголовки.

- Леша, организуй стаканы, бекицер!

- Ша, Нора, я без второго слова все понимаю.

- Споконее, споконее, пусть для начала заявят товар.

- Я що-то плохо не понял.

- Ты мне мансы тут не пой.

- Купи себе петуха и крути ему бейцы, а мне крутить не надо!

- Смотри сыночка, кака звуруга!

- Какая здесь тебе жена, тут твоя мама, у тебя есть мама!

- Ты вгоняешь маму в гроб и даже глубже!

- Цельных три, должен скнокать!

- Шо деньги? Деньги - мусор, тебе вышак маячит.

- Не понял ты меня, Сеня, думал умней еврейского раввина.

- Давид Маркович, меня же на ремни порежут!
- А я за что?!

- Шикарные у Вас штиблеты, гражданин начальник.

- Я что, тихо спрашиваю?

- Мама, я забыл немного денег.

- Мама через Вас нам нет жизни, что Вы нам счастье переехали?!

- Вы хотите выйти – идите уже!

- Но нам с той радости одни убытки.

- А шо, случилось шо?
- Не начинай!

- Вы извините, я тут пошумел.
- Да ничего.

- Вот только тон, молодой человек, повышать на меня не надо. На меня уже повышали. Это плохо кончилось. для меня.

- И что мне теперь делать?
- Человеком становиться.
- И на хрена мне это?

- Куда направился?
- Отлить, уже не в моготу.
- Павлюк, проводи.
- Чтоб подержал?
- Надо – подержит, надо – оторвет.

- Люди постановили сегодня не работать. Ты что, стахановец? Закон не уважаешь? Кто научил тебя, босяк, из трояка мастырить писку? Копеечкой надо работать, рукопомойник.

- Мадам, Вы сумочкой за гвоздик зацепили.

- Раз, два, три. Как заказывали. Ладно, Штехель, живи пока!

- И какой шлемазл это выдумал?
- Жуков.
- Так, шлемазла беру обратно.

- То есть спать накрылось, щас начнут гулять ребята - мама, не ходите до ветру, там волки.

- Я не баба, чтобы злобу по карманам прятать.
- Тогда мир?
- Перемирие.

- Все умные – пора мне на покой.

- Кому повезло – нескоро будет. Это мне повезло. Я б себе в жизни не простил, если б упустил такой сочный фукт. Ты, Родя, обойди всю Одессу, от Лонжерона до
Слободки – не найдешь человека, чтоб радовался за тебя, как я это делаю. Даже твоя мама бы отдохнула. У меня ж до тебя разговоров - языка не хватит.
- Не знаю, ничего не знаю.
- Конечно, без второго слова.

- Ой, опять за рибу гроши.

- Скучаю, Родя!
- А мне, думаете, весело?

- Ну шо, подобьем бабки?

- Шо вы за мной здесь всюду ходите?
- Ищем со спины Вашу талию, мадам.
- Смотрите, где талия, она когда-то там была. А за корзинку забудьте, а то нарвете себе пачку неприятностей, я вам говорю.

- Нет, девушка, на сироту Вы не похожи. Ну с голоса же слышно, что Вы красавица, каких не видно.

- Ну не тяни кота за все подробности.

- Не просто срочно, бегом на всех опорах. Картина маслом.

- Понял, взял мозги.

-Вбейте себе в мозг - беспределу ша. Погромы прекратить. Ночью должно быть тихо, что ночью в бане. Все вежливые до поносу. Кто-то не понял – два шага в сторону, чтоб не забрызгать остальных.

- Никто за ним не шел?
- Шел.
- Кто шел?
- Я шел.

- Вот. Вам цветы.
- Зачем?
- От меня Вам.
- Спасибо, не надо.
- Почему?
- В очереди за хлебом не стоят с цветами.
- А я могу Вам без очереди взять.
- Давид Маркович это глупо, я же Вам все сказала, а Вы настаиваете, зачем?
- Вот что Нора, вот Вам букет, и хотите метите им улицу. Вечером жду Вас перед оперным театром. Будем оперу слушать.
Женщина смотрите в свою сторону.
Всё!

- Вы только не смотрите на себя в зеркало – ослепнете.

- Мама, Вы родили идьета. Мама, почему Вы ему не оторвали руки?

- Будет костюм солидный, не на похороны.

- Вставай, Давид, Тебя убили.
- Да ты што? Насмерть?

- Давай, Михал Михалыч, сдавай его рабочим, они отнянькают его по полной.

- Доктор прописал мне спокойствие для сердца, и я буду спокоен. Значит или ты мне сейчас скажешь, что случилось, или я гэпну тебя в морду со всей моей любовью.

- Что за шмурдяк ты пил?

- Я же не наган, который может бесконечно стрелять, я же сломаться могу!

- Если возможно, давайте на Вы.
- Вы-еживаться будешь в вы-ходные, а сейчас гуди, как паровоз, за свое прошлое.

- Будут потери.
- Ну, посмотрим кому больше. У меня тоже пацаны не с сосками бегают.

- Ну шо ты мне обезьяну гонишь.
.
- Вот ты шлемазл, Чусов, каких свет не видовал.

- Так, что у нас опять за здрасьте?
- Да вот, Мыхал Мыхалыча женщины не любят.

- Так что за вышак я, конечно, погорячился, но четвертной Вам сияет, как клятва пионера. Так что я бы послухал, что товарищ майор Вам предлагает.

- Вы сломаете мне руку.
- Не страшно.

- По стопятьдесят и огурчик?

- Слушай Леня, рассказываю один раз. Значит, до войны у нас в отделе был Лева Рейгель, хороший хлопец. Искал известного бандита Муху, гонял за ним по всей Одессе, почти поймал, но Муха вовремя утек с Одессы. Рейгель расстроился, взял отпуск и поехал в Гагры отдохнуть. Утром вышел на Приморский бульвар и носом за нос столкнулся с этим самым Мухой.
- И што?
- Тот Муха был Паганини в стрельбе из пистолета. Быстрый морг. И надо было Рейгелю так отдохнуть.
- Давид Маркович, а Вы к чему эту история рассказали?
- Леня, не жди поездку в Гагры, ищи.

- Пожалуйста, девушка, не надо кричать – возьмите и напишите.

-Девушка, у меня очень болит голова.

- Погоди, ты, что отказываешься выходить за меня?
- Нет.
- Тогда шо кобенишься? Грубо сказал?
- А я и не кобенюсь.
- Тогда пошли!

- Что стоишь? На выход!

- Эмик, что Вы потеряли в том ресторне, Вы мне скажите.
- Вы не видели красивой жизни!
- А что, разве нельзя покушать со вкусом дома? Я же с утра уже все приготовила: и гефилте-фиш, и форшмак, и синенькие.
- Ой, Вы, мама, не смешите меня!
- Ой вэй, как будто у него нет дома, у этого ребенка. Эта Циля откуда взялась на мою голову, гембель, ведет себя, как румынская проститутка. Какое счастье, что твой папа не дожил до этого дня, когда он видел, чтоб ребенок пошел в ресторан от мамы. Мама готовит целый день.

- Иди сюда. Ну и сука ты, майор.

- Как отступление?
- Как в сорок первом.

- Виталий, не дави на мозоль. Ты вот лучше спроси, почему Гоцмана крутит контрразведка, а за сыном его должны следить мы?
- Ну и почему?
- Не знаю!

- А может тебя шлепнуть?
- Попробуйте.

- Извиняйте, если шо не так. Картина маслом.

- Как Вы, Давид Маркович?
- Ничего, Михал Михалыч, мне доктор прописал ходить – я и ходю

Из-за пьянки дом превращался в ад, а я вышла замуж за алкоголика

Ольга Раменская, Владимир, 40 лет:

— Главное воспоминание моего детства — отец, сидящий на кухне с бутылкой водки. На столе, прямо на газете — нарезанное сало, куски хлеба. Иногда он пил, не закусывая. Мама в такие дни спала в моей комнате, и я слышала, как она плачет ночами.

Я до сих пор помню ужас от того, что самые родные люди так ведут себя. От того, что этот пьяный шатающийся человек — не папа. И воющая мама с зареванным лицом, с размазанной тушью, — не мама.

Однажды мы с мамой убежали из дома ночью. Бежали по темной осенней улице, меня она успела одеть, а сама выбежала в тапках. Ночевали у ее подруги, сквозь дрему я слышала, как мама жаловалась ей, а тетя Лариса убеждала уйти от отца.

Страх и стыд — главные спутники моего детства. Иногда отец мочился в кровать, и мне было стыдно за него. Даже я уже давно не писаюсь в постель, а ведь он взрослый, как же так?! Сначала мама стягивала с него мокрые трусы и брюки, потом перестала. Утром отец зло снимал с себя мокрое белье, устало шел в ванную. А в большой комнате еще несколько дней стоял тяжелый запах мужской мочи. Порой пьяный отец не доходил до туалета и мочился в комнате или коридоре. Его рвало в ванную, сам за собой он не убирал, это приходилось делать маме.

Его запои длились по 3–4 дня, и в такие дни дом превращался в ад. Получку он отдавал маме, а когда требовалось выпить, сначала клянчил, а потом и выбивал эти деньги из нее.

Он умер, когда мне было 15. Пьяный полез переплывать реку и утонул. Несмотря ни на что, я любила его, и его ранняя смерть стала для меня трагедией. Да и мама любила его и тяжело переживала раннюю гибель.

Тяжелые запои у отца случались несколько раз в год, в остальное время мы были обычной семьей — ходили в кино, зоопарк, летом ездили в лес. О бытовом алкоголизме отца знали только самые близкие люди. Для меня его болезнь была стыдной, и я ни с кем этим не делилась.


Я не стала пить, как мой отец, но стала жертвой, как мама. И в 22 года вышла замуж за запойного алкоголика. К сожалению, женщины действительно часто выбирают мужчин, похожих на отцов. Ничем другим я свое замужество объяснить не могу, дочери пьющих мужчин часто идут по этой дороге.

Я смогла уйти от него. Это случилось, когда он стал спать в обуви и терять память. Вечером надебоширит, а утром ничего не помнит. Кодирования хватало на 3–4 месяца. Я поняла, что мне больше не нужны его уверения в вечной любви и вообще больше ничего не нужно. Для детей развод стал драмой, но я попросила их понять меня.

Отчим сильно бил маму и выносил вещи из дома, когда не хватало на выпивку

Юлия Дубова, 45 лет, Ангарск:

— Осознание, что отец пьет, у меня появилось лет в пять, наверное. Мне об этом говорили другие родственники, когда я спрашивала, почему папа не смог забрать меня из детского сада. А папа просто спал пьяный. Меня воспитательница приводила домой, это был позор на весь двор.

Папа работал инженером-электриком на комбинате в Ангарской нефтехимической компании, его периодически пытались уволить. Работал он хорошо, но только трезвый, а в трезвом состоянии он был, возможно, половину всего времени. Но я папу не ненавидела, скорее, жалела. Он был человеком довольно тихим и безобидным, и проблемы доставлял больше другим родственникам, чем мне.

Мне было с кем сравнить папу — мама с ним развелась и снова вышла замуж. Отчим был алкоголиком громким, скандальным, каждая пьянка была с дракой, битьем посуды, ломанием мебели. Отчима я ненавидела лютой ненавистью, мне доставалось, когда я бросалась на него в попытках защитить мать. Маму он сильно бил. Все кончилось, когда у отчима случилось шесть подряд инсультов и инфаркт.

Сейчас я понимаю, что почти половину своей жизни провела в страхе и ненависти. Вот ты идешь домой и не знаешь, что тебя там ждет. Может, дома тихо и удастся пересидеть вечер тихонечко у себя в комнате за закрытой дверью. А, может, там пьянка и скандал. И отчим снова бьет кафель в ванной, колотит посуду. Иногда он при моих друзьях выпирался в одних трусах пьяный и начинал истерить, мне было очень стыдно.

Жили мы бедно: он таскал вещи из дома и продавал, когда денег на выпивку не было. Мама научилась выживать и в этих условиях: она практически из минимума делала более-менее приличную еду, макароны в ста видах, 50 блюд из картошки. Картошку и овощи мы сами выращивали на даче.


Не уходила она от отчима, потому что считала: одна с двумя детьми не справится. В 90-е лишилась работы в институте биофизики в Ангарске. И затем работала, где пришлось: полы мыла, на рынке торговала, репетиторством занималась. Вряд ли мама когда-то была счастлива. Ни отца, ни отчима давно нет в живых, мама ходит на кладбище к ним обоим.

Я сама не из тех, кто не берет ни капли в рот, но я пью совсем по чуть-чуть, что называется, больше для вкуса. У меня плохие сосуды, мне надо беречься. А вот мой муж не пьет совсем. Я его выбирала не за это, конечно, это просто оказалось дополнительным бонусом, что ли. Его братья и отец такие же — не пьют совсем.

Если я вижу где-то скандалящего алкоголика, у меня желание закрыть глаза, убежать, спрятаться, эти люди неприятны мне до сих пор. А когда вспоминаю свое детство, на меня накатывает тоска. Если бы оно было другим, мне было бы проще строить отношения с людьми. А самое грустное для меня — отсутствие опыта нормальных семейных отношений. Многие вещи, с которыми другим людям посчастливилось расти, я постигала сама во взрослом возрасте. И, как мне кажется, так до конца и не постигла. Но теперь уже как есть.

Мы прятали от деда ножи и со страхом ждали, когда он вернется с работы

Татьяна Михайлова, 47 лет, Санкт-Петербург:

— Впервые в четыре года я осознала, что мой дед — пьяница. Я жила с ним и бабушкой, мама с отчимом жили отдельно, но и они выпивали. Это было тихое бытовое пьянство, пили по вечерам, после работы.

А вот дед был агрессивным алкоголиком, угрожал оружием, ножи в доме приходилось прятать. Скандалы, драки, угрозы были обычным делом. Иногда его увозили на 15 суток, потом он возвращался и все начиналось заново. Пьяные разборки в семье, когда бабы скручивают расходящегося мужика, были нашей реальностью.

Главным чувством детства был страх. Дедушкиного возвращения с работы мы всегда ждали с напряжением. От того, как он зайдет в дом — либо по-человечески, либо открывая ее пинком, становилось понятно, каким будет вечер. Однажды дедушка попытался меня ударить и я ушла жить к маме.


А бабушка прожила с ним до самой смерти. И у меня на нее была обида за то, что она такую жизнь выбрала для себя и нас на нее обрекла. Стыдно было за своих пьющих родственников, было неловко подруг домой приводить. И я еще в детстве твердо решила: в моей жизни такого быть не должно, жить с пьющим человеком я не при каких условиях не буду.

Мой первый брак распался как раз из-за этого. Когда мы поженились, проблем не было, алкоголь появился в последние полтора года семейной жизни. Первый муж был талантливым творческим человеком, для них это, увы, свойственно. Мы прожили восемь лет, я ушла. Мой второй муж не пьет вообще. Я сама к алкоголю отношусь нейтрально, в состоянии опьянения не была много лет.

Как и любой ребенок алкоголиков, я выросла травматиком. И фактически вся моя жизнь оказалась стратегией по компенсации трудного детства: когда ты отыгрываешь детский страх и делаешь все, чтобы твои дети жили в других условиях, чтобы они не узнали, что такое унижение. У детей из других семей это получается само собой, а мне приходилось прикладывать для этого усилия. Это довольно энергозатратно, и я с удовольствием эту энергию потратила бы не на сохранение баланса, а на личностный рост, например.

Брат угрожал меня сжечь, когда не дала ему денег

Марина Щербакова, 35 лет, Красноярск:

— Отец работал водителем лесовоза, также он был охотником, имел ружье. Однажды, будучи пьяным, выстрелил из него дома. Пробил дыру в стене, упала картина, нам всем было страшно.

Когда я выросла, узнала, сколько бытовых убийств происходит на почве алкоголя. Он нас не бил, но иногда нам с мамой и братьями приходилось прятаться от него. Мне лет шесть было, когда я осознала: мой отец — пьяница. Поняла сама, не помню, чтобы мама мне об этом говорила. Он пил дома и я видела, что он пьет водку и становится не таким, как обычно.

Мама нашла в себе силы уйти от него и одна поднимала троих детей. Мне тогда было девять лет, братьям еще меньше. Нам было трудно, возникли проблемы с деньгами, отец не помогал, но мама со всем справилась. А отца убили на охоте. В последний раз я видела его, когда мне было лет 10. Сначала я ничего не чувствовала по этому поводу, потом винила себя, что не дала ему шанса. И себя, и его я простила, будучи уже взрослой.


А вот один из моих братьев стал алкоголиком. Когда я после развода жила с детьми у мамы, он постоянно ей досаждал. Однажды, пьяный, разбил стекло моей машины. Через два дня звонил и как ни в чем не бывало просил денег. Много раз угрожал мне, например, сжечь меня. Он вообще не понимает, сколько боли причиняет близким людям, а потом имеет наглость просить у них денег.

Отца парализовало, но он продолжает пить

Ксения Соколовская, 42 года, Новосибирск:

Он ушел в запой на два года. Когда не пил, построил дом родителям, купил три машины, мы на море ездили, вообще все хорошо было. А когда запил, пропил все машины и этот дом. И этот кошмар продолжался два года: он то приезжал, то уезжал, мама его выгоняла, куда-то сама уезжала. Мне было очень тяжело, но папу я не переставала любить.

Отец не просыхал в принципе. Его привезли, помню, к маме в полумертвом состоянии. У него все отказывало, печень почти не работала, мама его выхаживала, делала дома какие-то капельницы. Он тогда не ел, не пил, сильно похудел, опять зашился и много лет опять не пил.


Я работала в центре профилактики наркомании и алкоголизма, сейчас я бизнес-тренер, занимаюсь вопросами личностного развития, я знаю, что такое деградация. И я поняла, что единственное, что могу сделать — не сливаться с ним, не вступать в созависимые отношения, не контролировать, не спасать, не лечить, беречь свои границы. Это единственный бережный для психики способ существования в отношениях с алкоголиком.

Но я сама не понимаю, зачем вступила в эти отношения. Может быть, чтобы ослабить излишний самоконтроль, перфекционизм? Пересмотреть свои какие-то амбициозные цели на соотношение материального и духовного?

Когда я съехала от родителей, то похудела на два размера — дома заедала обиды

Валерия Ланских, 26 лет, Подмосковье:

— Впервые я осознала, что мой отец пьет, в младшем школьном возрасте. У него резко менялось настроение. Трезвый папа — злой папа. Выпивший папа — добрый папа. И я старалась использовать это как-то для себя: просила новую игрушку, например.

И я напрямую связываю это с алкогольной деградацией — у отца заметно упала критичность мышления и понимание чужих границ. Когда в жизни возникали трудности, он предпочитал выпить, чтобы избавить себя от ответственности и иметь возможность выплескивать эмоции. Тогда-то я и поняла, что алкоголь полностью блокирует сострадание и способность понимать ближнего. Из-за этого я рано повзрослела, ведь полагаться я могла только на себя.


Этот диссонанс между домашней реальностью и социумом приводит к сложные психическим расстройствам. Я с этим обращалась к психологу, он подтвердил, что возник жесткий конфликт самооценки. Таже на психике сказалась постоянная жизнь в стрессе. Также психолог сказал, что использование алкоголизма как орудия, средства давления — очень популярная история в обеспеченных семьях. Когда в мои 19 у меня появился молодой человек, отец по этому поводу устроил специализированный запой.

Постепенно у меня появлялось ощущение клетки от того, что я полностью бессильна и беспомощна перед пьющим человеком. Он сильнее меня и я завишу от него финансово. И я ни у кого не могу попросить помощи, потому что все уверены: у меня все круто, а я сама по себе лентяйка и белоручка, и за меня все делает мой папа. У меня появились мысли о суициде, началась настоящая клиническая депрессия, которую я лечила у специалистов.

Но благодаря работе с психологом я проработала внутренние проблемы. Затем я нашла работу и сняла квартиру. Мне пришлось делать выбор: либо я нищеброд, но с хорошей самооценкой, либо я живу в обеспеченной семье, но у меня нет ни друзей, ни молодого человека, и меня постоянно травят. У меня прошел конфликт самооценки и синдром самозванца (мне казалось, что я сама по себе из себя ничего не представляю). С родителями я почти не общаюсь. Я очень много весила, когда жила с ними — заедала обиды. Съехав, я похудела на два размера.

У меня нет зависимости от алкоголя и я не бываю в алкогольных компаниях. Я уверена, что никогда не свяжу свою жизнь с пьющим человеком. Одно время мне нравились мужчины, похожие на моего отца легкой напористостью и агрессией. Сейчас мне нравятся уравновешенные добрые мужчины. Сломать семейный сценарий мне удалось только благодаря своей осознанности и работе с психологом. Я все это проработала и сейчас могу сказать, что я счастливый свободный человек.

- Давай!
- Даю! Нашли себе давалку!
- Шо?
- Та ни шо!

- Ну ладно, поехали, тут недалеко моя маруха живет.

- Дава, а шо Ада Изральевна?
- Умерла, еще до войны.
- До войны? А я собралась к ней пойти.
- Так уже не спешите.

- Всем сидеть, я Гоцман!

- Давид Маркович, так мы выпьем?
- Можно.

- Как же мы пойдем теперя?
- Так! Не быстро!

- Дава, я извиняюсь, но ты таки, босяк. Некому задницу надрать, пять пистолетов - не пачка папирос, они таки стреляют. Ну ты же не окно в женской бане – зачем в тебе дырка?

- Так он с детства такие номера откалывал. На Пересыпи как-то раз три некрасивых пацана привстали на дороге как шлагбаумы, повытягали из карманов перья, кастеты и сами такие смелые стоят с понтом на мордах сделать нам нехорошо. Так Дава ни разу не подумав, пожал им с ходу челюсть. Они от такого “здрастье” пообронили свой металлолом, схватили ноги в руки и до хаты - набрать еще пять-шесть солистов до ансамбля. Так надо ж бежать. Так нет, он встал столбом и м. м. м. Так что доктор слыхать?
- Фима, закрой рот с той стороны, дай доктору спокойно сделать себе мнение.
- Мне не мешает.
- Вот видели – интеллигентный человек.

- А где у нас случилось?
- Пара незаметных пустяков. Вам что-то захотелось, мадам Шмуклис?
- Немножечко щепотку соли. Эмик, такое счастье, надыбал глоссик.
- Скажите пожалуйста, два больших расстройства, надыбал глоссика?
- Таки да.
- Целого? Или одни плавнички?
- Виляет хвостом как саженный.
- Надо жарить. При такой густой жаре долго не выдержит.
- Так я за что. Эмик ухнул пачку соли в помойное ведро.
- Так шо, если помои посолить, они будут лучше пахнуть?
- Ой, Фима, я Вас умоляю, Вы же знаете за Эмика – он если не сломает, то уронит.

- Ну что скажете за мой диагноз?

- Встал, погулял и полегчало.

- А если б он признал тебя, да дырку в тебе сделал, не для ордена, а так, для сквозняка.

- А к чему ты попер один на пять стволов? Народ там с душком, очков не носит! Почему один, как броненосец?
- Андрей Остапыч, да если б я не взял этих пацанов на бзду, они б шмалять начали,
и столько бы пальбы вышло – волос стынет, а тут ребенок скрипку пилит, мамаша умирает на минутку.

- Шо ты ходишь тут, как ски*****ный, туда-сюда, туда-сюда.
- Доктор сказал ходить – ходю!

- Ты не гони мне Сеня, не гони, здесь Уголовный Розыск, а не баня, нема ни голых, ни дурных. Там отпечатки, Сеня, отпечатки, как клопы по всем шкафам.
- Да я на стреме стоял, я не трогал шкапов.

- Сеня, друг, не дай бог конечно. Шо ты мне истерику мастериришь. Посмотри вокруг и трезво содрогнись. Ты уже наговориол на вышку. Теперь тяни на пролетарское снисхождение суда. Мудрое, но несговорчивое.

- Сёма, верни награбленное в мозолистые руки, тебе же с них еще кушать, сам подумай.

- Какой гэц тебя с утра укусил? За Фиму промолчим, но объясни: с чего?

- Семачка, семачка, лушпайки сами сплевываются, семачка, семачка!
- За что семачка?
- За пять.
- Это больно.
- Давай за три с недосыпом.
- Давай за четыре с горкой.
- Давай, хороший, давай.

- Всем три шага назад и дышать носом.

- А пока не делай мне нервы, их есть еще, где испортить.

Читайте также:

Пожалуйста, не занимайтесь самолечением!
При симпотмах заболевания - обратитесь к врачу.