Почему военные такие нервные

Братишка сказал мне 'убийца',
Папаша назвал ветераном..

Люди твердят, я стал другим,
Что болен и нет мне леченья,

Сам не пойму, кто я такой,
Лишь там не терзали сомненья.
Бред Брэкк

МУЖЧИНА И ЕГО ЗВЕРЬ

ПОСТТРАВМАТИЧЕСКОЕ СТРЕССОВОЕ РАССТРОЙСТВО: РЕАЛЬНОСТЬ И МИФЫ

ЕСЛИ ВАШ ЗНАКОМЫЙ ВЕРНУЛСЯ С ВОЙНЫ

Кто такой человек, который пришел с войны? Чем он отличается от тебя? Как себя с ним правильно вести? Не будет ли больно? Эти вопросы волнуют многих. Постараюсь дать пару дельных советов.

Помните: ветеран, в случае угрозы, привык действовать быстро и жестко, поэтому, если вам захотелось поразмяться, не стоит выбирать его мишенью для своей удали или криминальной активности – может очень плохо кончиться.

Он может стать отличным другом, но иметь такого друга значит, в чем-то, ему не уступать. Вам придется постараться быть столь же верным и надежным, если, конечно, вы хотите сохранить дружбу.

Ветеран может быть хорошим подчиненным, так как прекрасно понимает дисциплину и субординацию, но вот помыкать им не получится. Если вы начальник – держите дистанцию, будьте корректны и воздастся вам: получите инициативного и ответственного работника с высокими морально-волевыми качествами.

Если наоборот, он – ваш начальник, то, опять же, будьте корректны. Спорить и высказывать свое мнение можно, и даже нужно, но вот если отдано четкое и недвусмысленное распоряжение, то его следует выполнять, причем не откладывая в долгий ящик.

Мне тут подумалось: какая картина возникает перед глазами, когда мы слышим слово "ветеран"? У большинства: ветхий старичок с разнообразными медалями на таком же ветхом пиджачке, обычно где-нибудь поблизости от СОБЕСа. Как-то у нас понятие "ветеран" неразрывно связано с понятием "льготы" и "социальные пособия". Они нам симпатичны, эти старички, и вообще, и потому, что напоминают наших собственных дедушек и бабушек, таких же ветеранов. Иногда слегка раздражают. Но в целом нам их жалко, потому, что они такие старенькие и немощные. Потому, что время их безвозвратно ушло.
Но с недавних пор я заметил, что лично у меня слово "ветеран" стало вызывать совсем иные ассоциации. Ветеран - это крепкий мужчина где-то между 40 и 60 годами, в полувоенной или гражданской одежде, но сохраняющий при этом военную выправку и бравый вид. Он может работать в охранном предприятии или военно-патриотическом центре, в коммерческой или не коммерческой структуре, но к нему всегда подходит эпитет "серьезный мужик". У него за плечами годы и версты объявленных и необъявленных войн, превратности службы, часто боль, раны, потери, но все это его не согнуло, а лишь сделало тверже. Это такой персонаж, который сам не пропадет и другим не даст. Мой командир аварийно-спасательного формирования, полковник авиации в отставке, ветеран афганской и обоих чеченских войн - такой ветеран. Таким был мой наставник по стрелковой подготовке, таким был мой комбат в луганском ополчении. И тот и другой - отставные СПЕЦНАЗовцы. Ветеран, это нечто вроде римского триария - последний и самый серьезный резерв. Основа.

Истерия? Невроз? Ты трус, или слабак, или вообще симулянт! У настоящего немца ( русского, француза, англичанина) такого не может быть! Так считали во времена Первой мировой войны. Психиатрия как наука только зарождалась — и делала она это довольно медленно.

До науки

У врачей тогда ещё не было средств, чтобы напрямую посмотреть состояние живого мозга ( и до конца XX века не появилось). Относительно связного понимания того, какие вообще бывают психические болезни, что их вызывает и как они протекают, — тоже.

Армии, как правило, были небольшими, а войны короткими, так что материала для статистики не хватало — около трёхсот случаев за всю франко-прусскую войну в прусской армии. Но вскоре подоспело появление первых связных психиатрических теорий, общее улучшение военной статистики — и русско-японская война.

Вы офицер или истеричная барышня?

Офицеры прямо-таки рвались на передовую — ведь это была возможность по-быстрому и без особой опасности отличиться. Но что-то пошло не так. Заболеваемость неврозами и истериями у офицеров оказалась вдвое выше, чем у рядового состава.

Вопрос о контузиях, поднятый ещё во времена ' title=>Пирогова, всё ещё не разрешили, хотя он стоял очень остро. Поражения воздушной волной без видимых ранений стали, с одной стороны, предметом насмешек, а с другой — прекрасным вариантом для симуляции. В том числе для тех, кто захотел убраться с войны по причине нервного расстройства.

Сейчас уже не разобрать, сколько офицеров эвакуировались в тыл с реальным неврозом, а сколько сбежали, плюнув на офицерскую честь.

По окончании войны этот вопрос так и остался висеть в воздухе. Всеобщее внимание сосредоточилось на вопросах военно-полевой хирургии и особенно — санитарной тактики.

Конечно, работы писались, данные обрабатывались — но пока это было лишь строительством фундамента для огромной науки.

Траншеи, ведущие в ад

В Первой мировой войне участвовало огромное количество людей — почти 70 миллионов.

У офицеров он проявлялся чаще в виде неврастении, а у солдат — в виде новой для тогдашней психиатрии болезни — командной истерии. Она отличалась стойким возбуждением и непрерывным выкрикиванием команд. Их никто не слушает? Неважно. Сознание сужено до предела, больной живёт лишь в своём странном и страшном мире. Кроме того, всё это сопровождали параличи, потеря памяти, глухота, немота и нарушения сна.

Лица болезни

Впрочем, подобное состояние, отмечавшееся перед боем, считалось почти нормальным.

Солдат, у которого пулей выбило из рук котелок, не обращая внимания на огонь, бросился к вражеским окопам, закидал их камнями и вернулся назад невредимым. Боги порой хранят безумцев.

Имитация курорта

Специфических лекарств для психических болезней в те времена ещё и в проекте не было — их породила фармакологическая революция 1950‑х.

Донаучные методы — изоляция в деревянных кабинах со служителями, запрещавшими разговоры, или голодные диеты — результата предсказуемо не дали.

К концу Первой мировой сложилось мнение, что военный невроз — проблема нередкая, но, как правило, поддающаяся быстрому и полному излечению. Во фронтовых госпиталях было 80-90% возврата больных в строй — против 20-25% госпиталей глубокого тыла. Правда, получить пенсию по ' title=>нервному заболеванию, привезённому с войны, было сложновато.

Сколько волка ни корми, а он все в лес смотрит. Так мужчину тянет к военной службе, и ничего с этим не поделаешь — инстинкт. Хотя, конечно, все мы понимаем, что армия — это армия: там по-прежнему заставляют по утрам застилать кровати, там по-прежнему чересчур весело (кто в армии служил, тот в цирке не смеется) и там продолжают копать от забора до обеда. Хотя и явно делают это как-то не так, как раньше. Есть моменты, когда вдруг хочется — как друзьям Тома Сойера хотелось поучаствовать в покраске забора — хотя бы временно присоединиться к этой тяжелой, но чем-то заманчивой деятельности.

В конце концов, как бы мы ни относились к армии, там есть парни, которые умеют много чего такого, что нам тоже хотелось бы уметь: время от времени они ездят на самых мощных машинах, находятся в лучшей из возможных физической форме, ввязываются в Историю с большой буквы. Да, даже у некоторых министров обороны и то есть чему поучиться.

10 тонкостей армейской психологии

1. Про мужскую свободу

Где грань между тем, что ты просто подчиняешься и учишься таким образом командовать? Грань — ощущение самостоятельности. Не бояться, не пресмыкаться, не погружаться в чистое исполнение чужой воли, а именно уважать авторитет. Пресмыкаться — не достоинство. Ты можешь беспрекословно выполнять поручение, оставаясь самим собой. Научить этому армия не может, у нее другие задачи, армия — не коррекционная школа. Так же как в ВДВ никто не станет уговаривать тебя преодолеть страх высоты. Ты либо прыгаешь, либо не прыгаешь.

2. Про то, как правильно ждать автобуса

3. Про контроль агрессии

Учит ли армия мужчину агрессивности? На самом деле высокий уровень агрессии — противопоказание для службы в армии и спецподразделениях. Армия не воспитывает агрессию, и более того, завышенный уровень агрессии — противопоказание для службы офицером.

4. Про совсем уж экстремальные ситуации

Считается, что современный мужчина должен обладать способностью убить другого мужчину в случае возникновения опасной ситуации. Но армия не учит этому! Убить может практически каждый человек. В 1941 году у нас вдруг все мужчины и даже некоторые дети и женщины вдруг превратились в кого? Фактически — в убийц; огромная страна. Потому что внутри, в глубине души, мы все животные. Способность убивать не отличает армейского человека от неармейского. Армия убивать не учит. Армия учит стрелять. А дальше уже идеология: убивать для чего? Если поднять статистику по уголовным делам, связанным с убийствами, то увидим, что большинство убийц не являются военными и полицейскими. Это прямое доказательство того, что армия или полиция убивать не учит.

5. Про кому не стать генералом

6. Про идеального военного

Особые военные таланты мужчин? Мышление: аналитическое, стратегическое и обязательно тактическое — в сочетании. Вера в то, что ты делаешь: установка, что я прав, и если есть много мнений, то мое — лучшее. И внутренняя уверенность в том, что я за правое дело. Сентиментальный мужчина в армии не слишком нужен. Доля сентиментальности — это хорошо, но только доля. Хороший полководец думает о личном составе, о каждом солдате. Но если он будет думать, что у каждого солдата есть мама, есть дети, он их не поведет в атаку или на спецзадание.

7. Про то, зачем военным ирония

Копать от забора до обеда. Или: копайте пока здесь, а потом я пойму. И в жизни мы иногда придумываем детям какой-то иррациональный алгоритм, процедуру, чтобы занять их, приучить их повторением к нестандартной ситуации. Ноу-хау армии — научить повторением, каким бы абсурдным оно ни казалось. Элементарная бесконечная муштра — заправлять постели, стирать подворотничок — даже в этом есть более глубокий смысл. Человек должен осознавать, что он не просто так это делает, и тогда это не будет его напрягать — он понимает конечную цель. Хорошие офицеры умеют и относиться к этому абсурду с иронией. Да-да, ирония предполагается в армии. Почему ОМОН целыми днями со щитами тренируется: вперед-назад, вперед-назад. Когда на тебя бежит триста человек, нужно, чтобы на клеточном уровне у тебя был выработан шаблон поведения. Иначе как танкист, застрявший под водой, полезешь в люк даже вопреки здравому смыслу.

Какие качества нужны, чтобы стать генералом? Устойчивая мотивация: человек не разбрасывается, идет в одном направлении. Но если человек в разговоре все время отвлекается: ой, извините, ой, а можно чаю, ой, а что это такое у вас, ой, подождите. Расхлябанность — плохое качество для генерала. Это обязательно экстраверт: управлять, стимулировать, взаимодействовать; это коммуникативные способности; умение заводить нужные знакомства, налаживать отношения с людьми, которые могут чему-то научить. Меланхолик, который никогда не выходит из норы, вряд ли генералом станет. Но нестандартное мышление важнее, чем темперамент. Я знаю двух генералов. Один — заводной, с миллионом идей: а давайте играть в хоккей, а еще в бадминтон, а давайте на коньках и в бадминтон сразу! Другой, наоборот, — последовательный, тяжело на другое переключается. Но оба с нестандартным мышлением: что у одного, что у второго — уникальная способность оказаться в нужное время в нужном месте. Фарт, инстинкт форварда. Профессиональная интуиция. Обучаемость — способность либо схватывать материал, либо брать усидчивостью, грызть гранит науки.

9. Про то, как проверяют, годишься или нет

В силовых структурах постоянно учат чему-то. Ну-ка, назови, что находится за тобой? Какой фирмы телевизор? А шкаф — какого цвета? Натаскивают неоднократным повторением, но на разное, конечно: одним нужно развивать широту кругозора, а танкистам, наоборот, — туннельное мышление.

Есть тесты на профпригодность и на интеллект, чтобы выявить профиль человека, — головоломки.

Может ли человек с низким айкью стать генералом? Вряд ли. У него ума не хватит.

10. Про две подушки и одного генерала

Можно ли тренировать это? Можно! Где угодно. Вместо того чтобы лезть в телефон, когда ждем кого-то, находим вокруг два предмета и начинаем для себя отмечать — чем больше, тем лучше, но не меньше семи — качества, которые их объединяют. Люстру и подушку! Или сложнее: берем два заведомо одинаковых, как близнецы, предмета — две подушки к примеру. Что в них разного? Нет, количество ворсинок не пойдет: что-то, что конкретно можно доказать. Как это мне поможет, если я хочу стать генералом? А так: учись мыслить нестандартно. Способность находить у предметов различия напрямую не связана с желанием стать генералом, но это способствует.

Господа, я не хочу оскорблять, но мой жизненный экспириенс уже который раз, без исключений берет за факт название топика. В армии не был, так что примеры пойдут с моей повседневной жизни.
1.Сестре порекомендовали врача, повез ее в военно-медицинскую академию, которая находится в центре Питера. А как известно, с парковками в центре города дела обстоят хуже, чем правомерное освоение бюджета в коррумпированных регионах северного кавказа. Завез в какой-то сквер, где стояли ворота на въезд служебных авто(как мне сказали), но за час времени, который я провел там, въезжали и обычные авто. Сквер узкий, но много автомобилей и сзади меня достаточно умные люди на черных номерах(военные) запарковали свои машина на . действующем проезде. и заехал, высадил сестру и мне нужно было развернуться, убрать машину на нормальную парковку, которую бы я нашел, но мне не выехать, не развернуться и вообще ничего не сделать. Я обратился к курсантам, мол пропустите на территорию, я развернусь, у вас есть пространство для маневра, и я уеду. Но они уперлись, действуют исключительно по указаниям(ну пускай, не буду спорить с обычными людьми, говорю позовите того, с кем я могу поговорить, с трудом и упреками позвонили и позвали, тот видит ситуацию, что сзади меня 5 автомобилей и мне никак не развернуться, потому что сзади стоит припаркованный авто их сотрудника. Тоже говорит просите пропуск и ничем помочь не могу. Ну чтож, стал ждать того чудака(м), который удачно припарковался. Он вышел, его 6 человек откровенно стали посылать на хутор, а он просто взял документы из машины и пошел обратно в здание. Движение стоит, мы с сетрой уже не на шутку опаздываем по делам, а сделать ничего нельзя, и эвакуатор не может подъехать. Два часа времени просто слиты в унитаз. Когда он вышел снова, его откровенно хотели убить, но человек военный, под статью никто не хотел, но котел ненависти у каждого в глазах было откровенно виден.
-Беглая схема-

Могу еще написать истории, но первая получилось длинная, поэтому если посчитаете нужным, я напишу. Но а так тема для обсуждения людей, которые посвятили свою жизнь армии.

а какой умный человек пойдет служить?

При чём здесь военный? Может просто человек такой?

ТС сравнивает наглость( она же поху*зм) с тупостью, сдается автор сам тупой

ему просто п**уй вот и все. хотя ТС в чем-то прав:buba:

Вот тут беглая схема

Это один пример, есть и другие, где действует тупость. А в моем первом примере не наглость, а действие исключительно по правилам, и невозможность даже старшему человеку войти в положение и пустить людей проехать.

Сравни уровень образованиЯ в военном и гражданском вузе и ты поцмешь,почему ты не прав

Господа, я не хочу оскорблять, но мой жизненный экспириенс уже который раз, без исключений берет за факт название топика. В армии не был, так что примеры пойдут с моей повседневной жизни.
1.Сестре порекомендовали врача, повез ее в военно-медицинскую академию, которая находится в центре Питера. А как известно, с парковками в центре города дела обстоят хуже, чем правомерное освоение бюджета в коррумпированных регионах северного кавказа. Завез в какой-то сквер, где стояли ворота на въезд служебных авто(как мне сказали), но за час времени, который я провел там, въезжали и обычные авто. Сквер узкий, но много автомобилей и сзади меня достаточно умные люди на черных номерах(военные) запарковали свои машина на . действующем проезде. и заехал, высадил сестру и мне нужно было развернуться, убрать машину на нормальную парковку, которую бы я нашел, но мне не выехать, не развернуться и вообще ничего не сделать. Я обратился к курсантам, мол пропустите на территорию, я развернусь, у вас есть пространство для маневра, и я уеду. Но они уперлись, действуют исключительно по указаниям(ну пускай, не буду спорить с обычными людьми, говорю позовите того, с кем я могу поговорить, с трудом и упреками позвонили и позвали, тот видит ситуацию, что сзади меня 5 автомобилей и мне никак не развернуться, потому что сзади стоит припаркованный авто их сотрудника. Тоже говорит просите пропуск и ничем помочь не могу. Ну чтож, стал ждать того чудака(м), который удачно припарковался. Он вышел, его 6 человек откровенно стали посылать на хутор, а он просто взял документы из машины и пошел обратно в здание. Движение стоит, мы с сетрой уже не на шутку опаздываем по делам, а сделать ничего нельзя, и эвакуатор не может подъехать. Два часа времени просто слиты в унитаз. Когда он вышел снова, его откровенно хотели убить, но человек военный, под статью никто не хотел, но котел ненависти у каждого в глазах было откровенно виден.

бери с собой пневматику на такие случаи

Истерия? Психоз? Это проявление слабости, трусости или притворство! С настоящим солдатом подобного случиться не может! Так думали во времена Первой мировой. Научная сфера психиатрии находилась на заре своего появления, и процесс ее развития происходил отнюдь не быстрыми темпами.

До становления психиатрии

Уильям Каллен

В те годы у докторов отсутствовали средства, чтобы напрямую увидеть живой головной мозг (и до конца 20-го столетия не имелось). Сравнительно четкого понимания о видах, причинах и процессе протекания психических заболеваний не существовало.

Вооруженные силы обычно являлись малочисленными, а военные конфликты – непродолжительными, поэтому материала для статистики было недостаточно – примерно 300 случаев за весь период франко-прусской войны в немецкой армии. Однако через некоторое время появились первые ученые-психиатры, подоспело общее улучшение военных статистических сведений – и война царской России с Японией.

Боевой офицер или нервозная дама?

Предстоящую войну России и страны восходящего солнца сначала считали неизбежно выигрышной. Офицеры мечтали попасть на передовую – это был их шанс проявить себя. Реальность же оказалась совершенно иной.

Солдаты несут раненых с позиций, 1904 год

Проблема контузий, внимание к которой привлек еще Пирогов, являлась злободневной и нерешенной. Поражения воздушной волной без внешних травм являлись как предметом издевательств, так и отличным поводом для притворства, в т.ч. для людей, мечтающих уехать в тыл, прикинувшись психически больными.

В настоящее время невозможно точно сказать, сколько военнослужащих отправилось домой, по-настоящему болея, а кто притворился и убежал с фронта, наплевав на честь офицера.

После войны данный вопрос остался открытым. Взгляды врачей оказались прикованы к проблемам проведения военно-полевых хирургических операций и в первую очередь – к вопросам санитарии.

Разумеется, научные труды писались, сведения анализировались, но это были только азы психиатрии.

Окопы, ведущие в преисподнюю

Во время Первой мировой на фронте в боевых действиях участвовало около 70 000 000 человек.

Уровень нервного напряжения в траншеях тех лет сложно представить современному солдату. Бойцы не могли создать для себя минимально комфортную обстановку – даже туалет и канавы для отведения воды научились создавать отнюдь не сразу.

Отношение к людям, страдающим неврозами, сначала было схоже с отношением к бойцам, получившим легкие ранения. Однако число таких лиц со временем все увеличивалось. В каждых вооруженных силах доля страдающих психическими расстройствами увеличилась приблизительно в 3 раза, если сопоставить с мирным временем.

Стало понятно, что данный вопрос следует внимательно рассмотреть, а всех больных – лечить.

Наблюдения профессиональных врачей привели к закономерному заключению: военные действия – это продолжительная нагрузка на психику, которая не прекращается ни на секунду.

У военнослужащих старшего командного состава оно проявлялось в основном в форме неврастении, а у рядовых в форме нового для психиатрии тех лет недуга – групповой истерии.

Последняя характеризовалась устойчивым возбуждением и постоянным выкрикиванием приказов. Вдобавок психическим расстройствам сопутствовали амнезия, потеря речи и слуха, параличи и проблемы со сном.

Имитация санатория

Специальных медицинских препаратов для лечения психических заболеваний тогда не существовало – они появились лишь в 50-е годы. Донаучные способы – изоляцию в кабинах из дерева со служителями, которые не разрешали общаться, либо голодные диеты – эффекта, как и следовало ожидать, не давали.

Использовали успокаивающие вещества различной силы – валерьянку, бром, наркотики на основе опиума. Существовала рациональная психотерапия – общение с пациентами с установкой на излечение.

Некоторый результат давали соленые теплые ванные, облучение организма больного кварцем и постельный режим – т.н. созданные условия предельно приближенные к курортным.

Любопытно, что ранения сравнительно нечасто приводили к психическим отклонениям – в отличие от контузий либо сильного стресса (у засыпанных землей при бомбежках нередко прогрессировал невроз – речь о тех солдатах, которые оказались закопаны заживо).

В последние годы Первой мировой сформировалась точка зрения, согласно которой военный невроз – болезнь распространенная, но обычно быстро и полностью излечивающаяся.

Истерия? Невроз? Ты трус, или слабак, или вообще симулянт! У настоящего немца (русского, француза, англичанина) такого не может быть! Так считали во времена Первой мировой войны. Психиатрия как наука только зарождалась — и делала она это довольно медленно.

У врачей тогда ещё не было средств, чтобы напрямую посмотреть состояние живого мозга (и до конца XX века не появилось). Относительно связного понимания того, какие вообще бывают психические болезни, что их вызывает и как они протекают, — тоже.

Солдаты несут раненых с позиций, 1904 год

Вопрос о контузиях, поднятый ещё во времена Пирогова, всё ещё не разрешили, хотя он стоял очень остро. Поражения воздушной волной без видимых ранений стали, с одной стороны, предметом насмешек, а с другой — прекрасным вариантом для симуляции. В том числе для тех, кто захотел убраться с войны по причине нервного расстройства.

Сейчас уже не разобрать, сколько офицеров эвакуировались в тыл с реальным неврозом, а сколько сбежали, плюнув на офицерскую честь.

В Первой мировой войне участвовало огромное количество людей — почти 70 миллионов.

Впрочем, подобное состояние, отмечавшееся перед боем, считалось почти нормальным.

К концу Первой мировой сложилось мнение, что военный невроз — проблема нередкая, но, как правило, поддающаяся быстрому и полному излечению. Во фронтовых госпиталях было 80-90% возврата больных в строй — против 20-25% госпиталей глубокого тыла. Правда, получить пенсию по нервному заболеванию, привезённому с войны, было сложновато.

Читайте также: