Вокруг больного записки невролога
Записки невролога. Прощай, Петенька!
Приснился кошмар. Я снова в больнице. Дорабатываю месяц и вдруг вспоминаю, что не смотрел график дежурств. То есть раза три уже прикрывали точно. И молчат. В зубах у сослуживцев накапливается цианистый калий, и ничего не исправить.
Я ходил и озирался. Все было тихо. Никто не смотрел. Но я знал, что смотрят. Часовой механизм включился. Чья-то рука уже зависла, чтобы вписать меня в летопись местной коммуналки. Я содрогался, воображая следующий этап, потому что не знал, в чем он выразится.
Братан загремел в больницу.
С утра, сказал, ругалась старшая сестра:
– Да что же такое! Опять взломали ночью клизменную! Как медом намазано!
Ничего не меняется.
Ездил в диагностический центр.
Там было тихо и безлюдно. Возле двери расположился КПП с колхозной женщиной в белом. Ее работа сводилась ко сну.
Над ней висела инструкция, в которой меня поразил один пункт:
Немного позже я понял, что у привратницы существуют некоторые поводы к недовольству и несогласию, которые могут вылиться.
К ней пришла товарка, они разговорились. Товарка, насколько я понял, намеревалась прилечь на койку.
– Ни в коем случае! – сказала ей стражница. – Ни в коем случае! Я лежала на урологии – такое отношение! Два дня не кормили, я стала выступать, так эта сестра-хозяйка, Ольга, горбатая, нажаловалась на меня в проктологию…
Дальше я не слышал.
Чуть позже уже меня самого немного огорчила жестокая молодость медицины.
Бремя прожитых лет
В тот центр, о котором сказано выше, я привез маменьку – все в порядке, ничего страшного; наконец, ее вывел доктор лет тридцати. Маменька моя выглядит на свои годы. Семьдесят пять. Палочка, малая скорость, все дела.
– Принимайте свою девушку, – подмигнул мне доктор.
Я напрягся. Маменька поджала губы.
– Это мой сын, – произнесла она сдержанно. – А вы что подумали?
– Ничего, – быстро ответил доктор и выставил руки, защищаясь.
Я знал, что дела мои плохи, но не осознавал насколько.
Прокатился в загородную больничку. Ничего такого, все по плану.
На стене висели три фотографических пейзажа больничного микрорайона, вид сверху: день, ночь и сумерки. Красиво – не передать! Я бы туда эмигрировал или купил путевку, если бы получасом раньше не прогулялся по этому самому пятачку и не видел, какой это Пиздопропащинск.
Да! Я гляжу, медицинская мысль у нас развивается.
Не буду скрывать, неврологом я был средним. Так себе. Ну, жалоб не было, да. Но и только. Мелких кожных веточек не знал, расположения глубоких мышц не помнил – мясо и мясо, положить на него электрическую лепешку, да впороть укол, а нутро само разберется.
Что с этой теткой сделали, из-за чего был собственно пост в сообщество, рассказывать не стану.
– Надо со всеми здороваться на всякий случай! – весело объяснил он.
Дядечка был словоохотлив.
– Никак не найду рентген, – пожаловался он, листая карточку. – Непостижимый почерк! Но друг друга они понимают…
– Позвольте мне, – предложил я и нашел ему рентген.
– Надо же! – просиял он. – Вот спасибо! Вы, наверное, врач.
– Было дело, – согласился я.
Беседа текла. Дядечка затрагивал самые разные темы. Потом потряс карточкой:
– Без этого рентгена меня не перевыберут в ученый совет!
– Представьте себе. В обязательном порядке. И в милицию погнали за бумагой, что мы не педики. Народу – битком!
– Ну, что не педики мы.
Я внимательно посмотрел на него. Он огорченно взмахнул руками:
– Что на учете не состоим, не педики!
– А разве уже состоят?
– Ну да! Что не убийцы мы, не привлекались, не судились…
– Так это не педики…
Теперь удивился дядечка. Он приветливо смотрел на меня в очки, искренне желая разъяснить недопонимание.
Больница, субботний коридор. Благостное безмолвие.
Появляются три тертых доктора в больничной спецовке. Козырная масть, бывалые волки. Один, который пониже и пожилистее, явный пахан, не меньше зава хирургией.
Идут к служебному выходу. Отмыкают дверь.
Сколь многое можно понять об океане по капле воды!
Ловлю две реплики:
– Затишье не затишье, а деградация. Дебилы. Неврологи…
Во дворе лежит одинокое тело. Не понимаю. Не постигаю. Не знаю ни одного человека, кого бы сейчас не клинило от жары. Недели полторы назад сам был грешен, накатил под плохое настроение. Немного. Пару дней попил понемножку и перестал. Ну потому что невозможно же, реально было плохо.
– Вот, – объясняю. – Ребята сейчас обрадуются. Мы ненавидели лето. Вот вся эта срань под вечер хлынет в больницу, – показываю на переполненный пляж, такую же подъехавшую электричку, да целый автопарк вокруг. – Утонутия, переломанные шеи, перегрев, обожратушки, проломленные черепа, инфаркты с инсультами. А больница одна на всю округу, как зимой. Плюс дачники. Да, эти прячутся, как клещи. Их не сразу видно.
ЗАПИСКИ НЕВРОЛОГА
П реамбула
Собственно записки невролога
В 1987 году я окончил медицинский институт. В тот период Советского Союза после института было жёсткое распределение по рабочим местам в разные города и посёлки. Меня направили в небольшой российский город. Название этого города я специально не буду писать. Это мог быть любой другой малый город нашей необъятной страны. И что мне там сразу бросилось в глаза, а точнее в мои уши это незнакомые мне слова: северит – сквозняк, лыва - лужа, прясло – забор, тинёта – паутина, няша – грязь, чилик – воробей. Потом я узнал, что эти слова используют и в других местностях страны, в основном в русских сёлах. И особенно меня удивляли слова связанные с медициной:
бабка – голеностопный сустав,
косица – висок,
закрылки – лопатки,
лихотит – тошнит,
чишит – чихает,
янится, кожелится – беспокоится, капризничает,
В тот период были случаи, которые мне особенно запомнились. Как-то на приёме у меня была мама с новорожденным ребёнком. И состоялась следующая беседа.
У новорожденных детей, особенно и часто у недоношенных на спине могут быть пушковые волосы, которые сами выпадают. Эти волосы, ни какого беспокойства не вызывают. А вот почему, по их представлению, у ребёнка растут собачьи волосы мне не понятно.
Были и не очень забавные случаи. Работал я в этом городе неврологом в городской больнице, и поступил месячный ребёнок с непонятным заболеванием. У ребёнка была рвота, понос, беспокойство, крик. Поместили его в реанимацию, провели массированное обследование, осматривали ребёнка педиатры, хирурги, неврологи. Было подозрение и на какое-то отравление и инфекционное заболевание. Приняли решение перевести в реанимацию инфекционной больницы. Там сделали комплексное обследование, и через 2 дня снова перевели в городскую больницу, отвергнув инфекционное заболевание. Собрали консилиум. И тут одна пожилая врач и местная жительница спросила у матери ребёнка:
- А чем вы пупочную грыжу лечите? Серкой?
- Да, серкой, я со спичек её взяла.
Оказывается в той местности, было принято такое народное средство: лечить пупочную грыжу у детей дачей серы. Мать серу не нашла, а взяла головки спичек растёрла их в порошок и поила этой смесью ребёнка от пупочной грыжи. В реанимации самоотверженно бились с токсическим поражением…, но ребёнок умер.
Шёл месяц апрель, и как всегда в этот период проводили, так называемый ленинский субботник. И я пришёл в поликлинику, мы мыли кабинеты и очищали территорию. И вот, позвонила мама того мальчика и сказала, что он умирает. Я с педиатром взял шприцы, медикаменты и мы побежали к нему….
С тех пор, у меня встречались дети с онкологическими заболеваниями. Однако мне особенно запомнился этот случай.
Много лет я работал в отделении реабилитации детей с детским церебральным параличом, и был его заведующим. А хочется сказать всего несколько слов.
Я бы поставил памятник матерям, у которых есть дети инвалиды. Это невероятное испытание для всей семьи. Часто разваливались браки, мужья уходили от жён. А бывали очень самоотверженные семьи. И особенно мамы детей.
Я бы поставил им памятник!
Однажды ко мне на приём пришла коллега с пятилетним ребёнком. У коллеги в семье не очень благоприятная обстановка, и естественно у ребёнка невротические проявления, с жалобами на которые мама и привела ребёнка. Я попытался вызвать ребёнка на контакт, найти приятную ей тему. Она односложно отвечала и хмурилась. И тут… я сказал следующее (сам не знаю, как это мне пришло в голову)
- А ты знаешь, где находится свет, когда его выключают? Ребёнок оживился, и искренне мне ответил.
- Конечно в лампочках.
- А на кухне когда выключают свет, где он находится?
- То же в лампочке, с недоумением ответила девочка.
- А вот и нет, возразил я. Когда на кухне гасят свет, он прячется в холодильнике.
- .
- Правда, правда. Можешь это дома проверить.
- Ну, если Вы меня обманываете….
- Нет. Я не обманываю. Придёшь домой и проверишь.
Дальше мне было проще общаться с ребёнком и назначить лечение.
Вечером этого дня я брёл по октябрьским дождливым улицам Москвы и думал об этом разговоре. Пришёл домой и занялся обычными делами. Когда сел в тёмной комнате перед компьютером отвечать на сообщения, которые поступили в течение дня, у меня раздался звонок. Это была коллега, мама того самого ребёнка и она с восторгом рассказала, что они нашли свет в холодильнике и что он там действительно прячется, когда выключают лампочки на кухне ….
Ищите свет! Ищите свет сами и вместе с детьми!
Меня часто родители своим детям представляют, как Айболита. Хотя это не правильно. Айболит – ветеринар и лечил зверей, а я лечу людей. И вот однажды, у меня на приёме была мама ребёнка, которая понимала это отличие. Между ней и её 4-летней дочерью произошёл следующий разговор
- Бармалей? – испугано спросила девочка.
Вот так, если не Айболит, то Бармалей.
Как-то я решил сделать серию смешных объявлений. Появилось следующее.
Хотите узнать, какая у Коха была палочка? Приходите на день открытых дверей в туберкулёзный диспансер №5.
Настойка боярышника. Теперь в новой экономичной упаковке 1,5 литра.
Медицинские книжки, больничные листы, справки на оружие. Новогодняя распродажа. Гибкая система скидок.
А вот уже начало 2000-х годов. На приёме родители с двухмесячным крупным ребёнком
- Какой у вас крупный ребёнок, месяца на 4 выглядит
- Доктор, мы в роддоме заплатили и подрощенного взяли.
Листал амбулаторную карту подростка, и делал записи для выписки. И тут подросток заговорил
- Извините можно спросить?
- Вы действительно понимаете то, что здесь написано?
Хороший вопрос. Про почерки врачей слагают легенды. И хорошо, что сейчас многие врачи печатают свои осмотры и рекомендации.
Как-то несколько лет я консультировал в одной частной клинике расположенной в самом богатом районе Москвы. На приём пришла няня с 9-летней девочкой с жалобами на невротические проявления, нарушения сна. Собрав анамнез, выяснилось следующее. Отец девочки англичанин, и проживает в Лондоне. Отец видится с дочерью 1 – 2 раза в год. Мать девочки русская, а постоянно живёт в Париже и видится с дочерью 2 – 4 раза в год, например, приезжает в Москву, берёт девочку, и они уезжают в Арабские Эмираты на 10 дней. Бабушка и дедушка девочки живут в Москве, но в отдельной квартире. Бабушка девочки состоит в какой-то религиозной секте, и мама ребёнка, не разрешает дочери общаться с бабушкой. Сама девочка живёт с нянями (есть дневная и ночная няни, которые часто меняются) в квартире в центре Москвы…. Думаю, вам понятны причины развития у ребёнка невротических проявлений.
За время работы у меня были разные иностранцы, но больше запомнились почему-то вьетнамцы. Как-то на приёме у меня была семья вьетнамцев: мама, папа и ребёнок. Папа совсем не мог говорить по-русски, мама немного. На задаваемые вопросы они участливо улыбались и кивали. И самое интересное, что они совсем не знали английский язык. Когда я что-то коряво сказал на английском, с рязанским акцентом. Они вообще выкатили глаза и перестали улыбаться. Я снова перешёл на могучий русский язык, хотя в большей степени использовал жестикуляцию.
Я спросил, как зовут ребёнка. Они мне что-то сказали, что я ни чего не понял. Я дал листок бумаги отцу, и он написал: Ань Тон. Мама закивала и сказала Антон. Я их спросил, так как писать? Они посовещались между собой на вьетнамском языке, написали по-русски: Антон. Так вот в России появился вьетнамский мальчик Тонг с русским именем, как у Чехова – Антон. Эх, не знает Антон Павлович, что сейчас в России и кого называют его именем.
У многих людей, в том числе и у врачей есть свои приметы, суеверия. Не знаю почему, но практически ежегодно, когда я веду амбулаторный приём в преддверии Новогодних праздников или на следующий день, ко мне постоянно приходят, то с менингитом, то с энцефалитом, то с другим серьёзным заболеванием. Всегда в напряжении в этот период.
Не люблю давать прогноз пациенту, когда точно не уверен, что будет. Прогноз дело не благодарное. Конечно, совершенно понятно, когда в больнице неотложной помощи не дают прогноз. Но и в не острых случаях иногда сложно дать прогноз. Дать прогноз, как будет развиваться конкретный ребёнок, когда ему, например 2 года и у него есть определённые нарушения. Хочется сказать о счастливом прогнозе. Я наблюдаю одну девочку. Первый раз я её увидел в возрасте 7 месяцев. У неё была грубая мышечная гипотония (слабость), она не только не ползала в этом возрасте, но и плохо держала голову, был грубый спонтанный нистагм (ритмическое подёргивание глаз), подвывих тазобедренных суставов и многое другое. На магнитно-резонансной томографии головного мозга была аномалия развития, в том числе не развитие мозжечка. Посмотрев ребёнка, я про себя подумал, что она ни когда не будет ходить и возможно будет умственная отсталость. Родителям я не стал говорить прогноз, а сказал, что нужно интенсивно лечить ребёнка.
Девочка из обычной не богатой семьи, проживают в спальном районе Бутово (южная окраина Москвы) в хрущёвской пятиэтажке и возможности в реабилитации ограничены. То, что произошло с девочкой можно назвать чудом. Сейчас ей 3 года, она самостоятельно ходит, конечно, не бегает, как обычный ребёнок, но ходит, говорит предложениями, практически не стало нистагма. Недавно она проходила комиссию. И врач засомневался, что данные обследования, в том числе магнитно-резонансная томография мозга принадлежат ей. Врач звонил в стационар и проверял. Дети с такими нарушениями прикованы к постели, а она ходит. Это можно назвать чудом. Я лечил её, как и многих других детей, но я не ожидал такого хорошего прогноза.
Другие юмористические рассказы И.А.Воронова
Представленный фрагмент произведения размещен по согласованию с распространителем легального контента ООО "ЛитРес" (не более 20% исходного текста). Если вы считаете, что размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
Автор книги: Алексей Смирнов
Возрастные ограничения: +18
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Приснился кошмар. Я снова в больнице. Дорабатываю месяц и вдруг вспоминаю, что не смотрел график дежурств. То есть раза три уже прикрывали точно. И молчат. В зубах у сослуживцев накапливается цианистый калий, и ничего не исправить.
Я ходил и озирался. Все было тихо. Никто не смотрел. Но я знал, что смотрят. Часовой механизм включился. Чья-то рука уже зависла, чтобы вписать меня в летопись местной коммуналки. Я содрогался, воображая следующий этап, потому что не знал, в чем он выразится.
Братан загремел в больницу.
С утра, сказал, ругалась старшая сестра:
– Да что же такое! Опять взломали ночью клизменную! Как медом намазано!
Ничего не меняется.
Ездил в диагностический центр.
Там было тихо и безлюдно. Возле двери расположился КПП с колхозной женщиной в белом. Ее работа сводилась ко сну.
Над ней висела инструкция, в которой меня поразил один пункт:
Немного позже я понял, что у привратницы существуют некоторые поводы к недовольству и несогласию, которые могут вылиться.
К ней пришла товарка, они разговорились. Товарка, насколько я понял, намеревалась прилечь на койку.
– Ни в коем случае! – сказала ей стражница. – Ни в коем случае! Я лежала на урологии – такое отношение! Два дня не кормили, я стала выступать, так эта сестра-хозяйка, Ольга, горбатая, нажаловалась на меня в проктологию…
Дальше я не слышал.
Чуть позже уже меня самого немного огорчила жестокая молодость медицины.
В тот центр, о котором сказано выше, я привез маменьку – все в порядке, ничего страшного; наконец, ее вывел доктор лет тридцати. Маменька моя выглядит на свои годы. Семьдесят пять. Палочка, малая скорость, все дела.
– Принимайте свою девушку, – подмигнул мне доктор.
Я напрягся. Маменька поджала губы.
– Это мой сын, – произнесла она сдержанно. – А вы что подумали?
– Ничего, – быстро ответил доктор и выставил руки, защищаясь.
Я знал, что дела мои плохи, но не осознавал насколько.
Прокатился в загородную больничку. Ничего такого, все по плану.
На стене висели три фотографических пейзажа больничного микрорайона, вид сверху: день, ночь и сумерки. Красиво – не передать! Я бы туда эмигрировал или купил путевку, если бы получасом раньше не прогулялся по этому самому пятачку и не видел, какой это Пиздопропащинск.
Да! Я гляжу, медицинская мысль у нас развивается.
Не буду скрывать, неврологом я был средним. Так себе. Ну, жалоб не было, да. Но и только. Мелких кожных веточек не знал, расположения глубоких мышц не помнил – мясо и мясо, положить на него электрическую лепешку, да впороть укол, а нутро само разберется.
Что с этой теткой сделали, из-за чего был собственно пост в сообщество, рассказывать не стану.
– Надо со всеми здороваться на всякий случай! – весело объяснил он.
Дядечка был словоохотлив.
– Никак не найду рентген, – пожаловался он, листая карточку. – Непостижимый почерк! Но друг друга они понимают…
– Позвольте мне, – предложил я и нашел ему рентген.
– Надо же! – просиял он. – Вот спасибо! Вы, наверное, врач.
– Было дело, – согласился я.
Беседа текла. Дядечка затрагивал самые разные темы. Потом потряс карточкой:
– Без этого рентгена меня не перевыберут в ученый совет!
– Представьте себе. В обязательном порядке. И в милицию погнали за бумагой, что мы не педики. Народу – битком!
– Ну, что не педики мы.
Я внимательно посмотрел на него. Он огорченно взмахнул руками:
– Что на учете не состоим, не педики!
– А разве уже состоят?
– Ну да! Что не убийцы мы, не привлекались, не судились…
– Так это не педики…
Теперь удивился дядечка. Он приветливо смотрел на меня в очки, искренне желая разъяснить недопонимание.
Больница, субботний коридор. Благостное безмолвие.
Появляются три тертых доктора в больничной спецовке. Козырная масть, бывалые волки. Один, который пониже и пожилистее, явный пахан, не меньше зава хирургией.
Идут к служебному выходу. Отмыкают дверь.
Сколь многое можно понять об океане по капле воды!
Ловлю две реплики:
– Затишье не затишье, а деградация. Дебилы. Неврологи…
Во дворе лежит одинокое тело. Не понимаю. Не постигаю. Не знаю ни одного человека, кого бы сейчас не клинило от жары. Недели полторы назад сам был грешен, накатил под плохое настроение. Немного. Пару дней попил понемножку и перестал. Ну потому что невозможно же, реально было плохо.
– Вот, – объясняю. – Ребята сейчас обрадуются. Мы ненавидели лето. Вот вся эта срань под вечер хлынет в больницу, – показываю на переполненный пляж, такую же подъехавшую электричку, да целый автопарк вокруг. – Утонутия, переломанные шеи, перегрев, обожратушки, проломленные черепа, инфаркты с инсультами. А больница одна на всю округу, как зимой. Плюс дачники. Да, эти прячутся, как клещи. Их не сразу видно.
Очутившись в кардиологии, маменька постигает необычную медицинскую реальность. Она хоть и доктор, но проработала всю жизнь в роддоме, и многое ей в диковину.
В коридоре – тучная особа, состояние ближе к тяжелому. Вопрос к окружающим один: скажите, ради Бога – жива ли мать Мустафы?
Она не досмотрела сериал.
Он трясет клетку и призывает на помощь воображаемых родственников, объясняя, как к нему пройти, и жалуясь на двух стерв, которые его изловили. Стервы – две миниатюрные сестрички. Проходя мимо, они всякий раз отвечают на его вопли: пить надо меньше.
Если вы живете анахоретом и питаетесь настойкой боярышника, то вас ждет следующее. Сперва вы попадете в реанимацию, потом вас переведут в кардиологию, где случится примерно то, что написано выше. Вас подержат в клетке и отправят на дурку. Там вы пробудете ровно сутки и снова поедете в реанимацию. Оттуда – на отделение. И так далее. Эта сансара будет длиться до самой нирваны.
Забирал маменьку из больницы. Сидим в приемном, ждем такси.
– Пригласите нейрохирурга в Шелковый Зал!
Кадриль и полька, па-де-де, два шага налево.
– Патологоанатомы – это бывшие врачи, – уверенно сказала заведующая.
– И занимаются бывшими пациентами, – буркнул я, не отрываясь от писанины и привычный к ее глупостям.
Как она хохотала!
Бывало, что я прописывал это отдельным гадам просто от фонаря. Пришла скотина необозначенной, а ушла потатором и ЧДБ. За всякое зло приходится расплачиваться.
В том числе и мне.
Только этим дело не кончилось, потому что моего друга-доктора осенило. В дальнейшем, доказывая, что он не ездит просто так, а занимается делом, доктор заполнял на меня фальшивые сигнальные талоны: подобран, дескать, там-то в невменяемом состоянии. Убежал из машины, не дождавшись больницы. Убежал из больницы, не дождавшись осмотра.
И пересылал уже в мою личную поликлинику, где это подшивали в мою карту.
Хорошо, что она давно потерялась.
Прокатился по делу в пригородную больничку.
На входе прицелился монетой в щель автомата с бахилами.
– Стойте! Не делайте этого!
Ко мне метнулась молодая женщина с точеным, слоновой кости лицом и гривой распущенных каштановых волос. Она собиралась выйти.
– Возьмите мои! Я почти не ходила!
Она говорила с пылом большим, чем если бы от меня зависела жизнь ее малютки, а сама она была готова на все. И даже без малютки готова.
Вот оно! Вот чего нет на Западе! Все там есть, а этого нет. Вот оно, истинное единение в условиях трудной жизни.
Темные ночные дела. Двор погрузился во мрак. Погасли огни в зубной поликлинике. Но вход освещен, и дверь распахнута. В вестибюле тоже светло.
Из тьмы выступает собака с палкой в зубах. Заходит внутрь. Дверь за ней закрывают. Час нетопыря, сатаны и тайной стоматологии.
Если кто-то считает, что наука и техника идут на пользу нашей стране, то он жестоко ошибается. Это все равно что поставить факс в слабоумной есенинской избе, которая жует беззубой пастью набрякший хлебушек.
Хорошо ли доктору иметь в кабинете компьютер? Конечно!
На деле выходит так. Инвалид первой группы, перенесший инфаркт и две операции на тазобедренных суставах, не может записаться к кардиологу напрямую. Только через участкового терапевта. Ну и что сложного? Тот придет на дом и даст номерок.
Черта с два. Он должен сделать это через кабинетный компьютер!
А значит, инвалиду придется чесать к нему километр пешком, потому что до поликлиники не едет никакой транспорт.
Ну, и я взял. Из помойки. Дал маменьке, потому что проблемы стали множиться головокружительно.
Говорят, что в столице уволят семь тысяч медиков.
Жду расцвета словесности! Изящной и не очень.
Я тут пытался ответить на старый вопрос о медиках в литературе, благо и сам отчасти такой. Мне кажется, что тема переворачивается вверх тормашками. У медиков, дескать, имеется уникальный опыт и знание какой-то там человеческой изнанки. Да, не без того. Но мне-то отлично известно, какая там открывается изнанка. Если на нее опираться, то не напишешь ни Гулливера, ни Ийона Тихого, ни Мастера с Маргаритой. Про нее бы одну и писали! Материала много, хватит на десять Игр Престолов.
Все совершенно наоборот: это литераторы первоначально идут в медицину. Ну, а чем им еще прокормиться? Литературой – крайне сомнительно. К машинам и точным наукам душа не лежит. К войне и торговле – тоже. Остаются дисциплины естественные, которые более или менее терпимы для творческой натуры. Нет, понятно, что найдутся и бизнесмены с полковниками – кем только потом не работают люди. Но если широко обобщить, то вроде правильно.
Да, забыл! Конечно, я желаю тем, кто этих медиков увольняет, обогатиться сложной гангреной репродуктивных органов и лечиться валерьянкой по рецепту.
В зубоврачебном кресле вечно что-нибудь.
– Не знаю. Все болят.
– Ага, вот этот! А под ним еще зуб мудрости в кости, который вряд ли когда-нибудь прорежется.
Мне не очень понравились эти слова. И не по одной причине.
– Скажите, – спросил я, – вам никогда не казалось, что эти дома на самом деле зубы, а кран, соответственно…?
– Нет! Никогда! Это у вас да… такая, знаете ли, мысль!
Вызвал я доктора из поликлиники. Сто лет этого не делал. Ну, понадобилось, не суть. Застелил койку, спрятал трусы, вытряхнул пепельницу.
Пришла робкая особа за тридцать. Я настроил водичку мыть руки, потянулся клешнями снимать пальто. А она стоит и неуверенно топчется.
Переодеть пастушкой и ко мне в опочивальню! Ей-богу. Вошла, как была. У нас, между прочим, газовщик по лестнице ходит в бахилах. Дальнейшее уже неинтересно и далеко от эротики.
Обсудил с доктором один лечебный спрей.
– Долго им пользоваться нельзя. В нем нашли гормоны.
– Так-таки и нашли?
– Да. Некоторые профессора считают, что они там есть.
Я склонился перед дерзостью науки, вскрывающей самые заповедные тайны природы.
В очередном походе к зубному случилось много драм. Даже рентгеновскую пластинку мне вогнали в пасть, будто железный лом. Рукой, толщиной с балку.
– Будем ли мы делать укол? – осведомился я.
– Нет! Там уже все умерло!
Кроме меня самого.
Докторша была сдобная, с добрым крестьянским лицом, домохозяйственного свойства, вполне уютная и участливая. В глазах у нее изредка сверкало сумасшествие.
Я взвыл очень быстро. За мои-то деньги.
– Скажите, – спросил я потом, – а велика ли разница между платной и бесплатной пломбировкой каналов?
– Конечно, она велика. Мы же обрабатываем их эндомотором, если платно!
Вникать дальше я не посмел. Наверное, этот эндомотор жрет очень много бензина, а электричества от него хватит на микрорайон.
– Пломбу сделаем платную?
– Да куда ж деваться.
Тон докторши стал заговорщицким.
– У меня есть за тысячу, – сообщила она негромко и доверительно. – Приходите в следующий четверг.
Я понял, что меня втягивают в какое-то нехорошее дело.
В регистратуре со мной долго возились.
– Ну долго там еще? – спросила огромная дама, стоявшая за мной.
Я медленно покосился на нее.
– Да так, посмотрел.
– Да вы шалун! Обманывать нельзя!
Сам знаю, но сильно захотелось.
Вот еще одно воспоминание, которое можно применить к чему угодно на любой вкус.
Однажды, когда мы изучали психиатрию, нас повели в отделение посмотреть на больных. А то все была сплошная теория.
Идем мы толпой. Останавливаемся, заглядываем в палаты. Они, как водится, без дверей. Нам скоренько объясняют, кто там сидит и за что.
На первый взгляд, люди как люди. Довольно чистенько все, никаких пижам. Две накрашенные девицы расхаживали в домашних халатах и бигудях. Они повернулись к нам.
– Издеваются, – с ненавистью процедила одна.
Задача для среднего возраста: в зубном кабинете работают две докторши. Я уселся к своей, но тут подошла вторая. С кривой улыбкой. Узнала меня. Общие знакомые. Похоже, пили мы с ней. В остальном и вовсе не уверен.
Вопрос: вспомнил ли я? Ответ отрицательный. Дружно поахали, пожалели о молодости.
Потом первая поставила мне пломбу.
– Вам все равно куда платить, мне или в кассу?
– Помилуйте! – Я начал извлекать бумажки, как фокусник.
– Да разве здесь кто-то не знает?
– Знают! Но у нас камера стоит. А, ладно! Вон она. Досюда все равно не достанет!
У меня остался еще один нехороший зуб.
Докторша покосилась на мою старую, как выяснилось, знакомую.
– Ну что, ко мне запишетесь? Или… к ней.
И голос ее дрогнул.
Решил вздремнуть. Разбудил меня звонок товарища-доктора.
Лежит у него человек. Собака веко откусила. На Фалька похож. Коломбо.
Доктор не стал спрашивать, хочу ли я этого, и поднес телефон к пациенту.
В ухо мне крикнули:
– Блядь! Не мешайте работать!
Белочка у него, да. Привязан.
Правильно я ушел из всякого коллектива. Одной докторше подарили щегла. И брошюрку к нему. Кого-то осенило. Мало того что надо делать ему ножные ванны, так еще и промывать ежедневно клоаку.
Подарок не отдарок, но докторша нарушила это правило. Ей этого и без щегла хватает. Гинеколог она.
Медицинский эпизод, которым давеча поделился мой отчим. Для простоты будем именовать последнего просто доктором.
И вот приехал он к мужичку. Ну, все нормально. То есть доктор все сделал правильно, хорошо. Посидели они – в хорошем смысле, побеседовали. Обстановка спокойная.
А через пару дней доктор снова ехал мимо. Никто его не звал, но он был молодой, горячий и правильный. Надо бы, думает, заглянуть к мужичку. Как выражаются в медицине, активно посетить.
Открывает доктору бабулька. Доктор: здравствуйте, а где мужичок?
– А уж лежит, лежит он. Проходите, доктор, проходите.
Мужичок лежал. В гробу. Бабулька:
– Петенька, вот доктор к тебе приехал, проститься.
Бабулька не знала сарказма. Мир для нее был полон естественной гармонии.
Маменьку мою, она у меня акушер-гинеколог, редко пробивает на профессиональные воспоминания. Но вот пробило. Так что давайте за медицину.
Роды. Пуповина перерезана, с временным набросом на живот, в пережатом виде. Пусть полежит, пока там с урожаем возятся.
– Кишку! Кишку выдернули…
Он и она. Безопасный секс. Такой ли уж безопасный? Презерватив остается внутри! Что теперь делать.
Молодые согласны на все, лишь бы спастись.
Представленный фрагмент произведения размещен по согласованию с распространителем легального контента ООО "ЛитРес" (не более 20% исходного текста). Если вы считаете, что размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
Читайте также:
